Книга Лучшая подруга - Донна Клейтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его слова прозвучали неожиданно среди тишины салона и словно вонзились в ее сознание.
– Я.., я не знаю, что сказать…
Слабая улыбка заиграла в уголках его рта.
– Какое вы, в сущности, дитя, Рэйчел. – Его темные глаза смотрели прямо и пристально. – Я могу сказать вам, что вы чувствуете.
– Можете?
Он кивнул.
– Да, могу.
Он прикоснулся к ее подбородку, мягко удерживая и не давая отвернуться.
– Нам следует о многом поговорить, вам и мне, – произнес он. – И о многом подумать.
Рэйчел кивнула в знак согласия. Она уже собралась пригласить его к себе, но он сказал:
– Я обещал дочерям, что поеду домой и помогу им с уроками. Им задали написать какую-то работу о роли науки в жизни человечества за последние сто лет.
– Да, конечно, – согласилась она. В ту же минуту ее эйфорическое состояние сменилось разочарованием. У нее возникло знакомое чувство незавершенности происходящего. Словно в огонь плеснули воду. На нее нахлынули разнообразные и очень противоречивые ощущения: горечь, сожаление, эйфория, радость, неуверенность.
– Но.., если вы не против…
И вновь что-то в его тоне подействовало на нее завораживающе. Она видела и чувствовала его искренность.
– Я бы попросил разрешения поцеловать вас на прощание.
Ее охватило темное, волнующее чувство смятения. Но разве может она отказать ему? Ведь она сама хотела и ждала этого.
Она кивнула, и Слоан обнял ее. Она ощутила нежное тепло его рук. Тонкий аромат одеколона;
Его сильное тело, прижавшее ее к себе.
Его губы слились с ее губами, она почувствовала, как на нее накатило глубочайшее сладостное волнение, которому невозможно было сопротивляться. Она разомкнула губы, приглашая его продолжать поцелуй.
Обоих охватило страстное желание. Рэйчел чувствовала, как жарко стало в машине. Они вели себя так, словно были совсем одни, в комнате, скрытые от посторонних взглядов, а не в машине, стоящей на улице; они забыли обо всем, в том числе и о дочерях, которые ждут отца дома.
Его руки скользили по ее плечам и груди под пальто. И если бы все ее внимание не было сосредоточено на поцелуе, эти ласки свели бы ее с ума. Каждый дюйм ее плоти стал сверхчувствительным. Она давно мечтала о его объятиях, больше всего ей хотелось ощутить прикосновение его рук к своей коже, их нежные ласки в самых интимных уголках ее тела.
Она прислонилась к спинке сиденья и запрокинула голову, пока Слоан целовал ее шею. Ее глаза были закрыты.
Время теперь летело. Она даже не заметила, когда он расстегнул пуговицы ее блузки. Его пальцы прикоснулись к ложбинке между грудей, одновременно пытаясь справиться с застежкой ее бюстгальтера.
Слоан остановился, словно прося помочь ему.
Рэйчел разжала объятия и взялась за застежку.
Она не решалась открыть глаза, ей не хотелось выходить из чувственного дурманящего состояния. Кровь бешено пульсировала в теле, окрашивая щеки румянцем, молчаливое согласие позволяло ему жадно ласкать и целовать ее.
Ее готовность превосходила все его ожидания, и он был счастлив. Рэйчел тоже была счастлива: его ласки – это все, о чем она когда-либо мечтала.
Внезапно она заметила, что Слоан смотрит не на нее, а куда-то сквозь стекло машины.
– Что такое? – спросила она с тревогой. – Там кто-то есть?
– Нет, – он быстро успокоил ее, – никого, но.. – Но что?
Его взгляд, тревожный и темный, замер, казалось – навсегда.
– Ничего, – произнес он глухим, отрешенным тоном.
– Не правда, что-то не так. – Она резко выпрямилась и застегнула блузку. – Что случилось?
– Последнее время, – начал Слоан, – я думал о том, что рядом с вами чувствую себя счастливым. Очень счастливым.
– Разве в этом есть что-то дурное? – спросила она, помолчав немного.
– Нет, напротив, – признался он и добавил очень тихо:
– Так и должно быть.
Что-то в его голосе успокаивало Рэйчел, заставляло ее отбросить все сомнения. Она снова расстегнула блузку дрожащими пальцами и откинула назад вьющиеся волосы. Слоан был погружен в размышления. Он даже не замечал, что она делает.
– Я не думаю, что могу позволить себе быть счастливым, – сказал он. – Я причинил ей столько страданий. Слишком много. Я не имею права на счастье.
Ей не нужно было объяснять, о ком идет речь.
Между ними стояла стена, нет, не стена, а могильная плита, на которой было начертано имя умершей.
– Он так и сказал? – спросила Диана. – Что он не имеет права быть счастливым?
Рэйчел кивнула.
– Я не в первый раз от него слышу подобные заявления.
– Вы должны были сказать ему. – Джейн была очень удивлена тем, что она узнала.
Посмотрев на Диану, Рэйчел немного успокоилась.
– Как я могу сказать ему? – возразила Рэйчел. Оливия – мать его детей, он прожил с ней много лет. Он считает ее чистой и невинной женщиной.
Как я могу разрушить его представление? Я отравлю его воспоминания о ней. Дети должны помнить свою мать и любить ее. Их воспоминания тоже ничем нельзя омрачать., Рэйчел словно попала в тупик, из которого нет выхода, как будто целая скала давила на нее с огромной силой. Она просто не могла себе представить, как поступить в такой ситуации, где найти силы рассказать правду об Оливии и каковы могут быть последствия ее откровений.
– Я согласна, – сказала Диана, – с тем, что память девочек о матери нельзя омрачать. Но им-то вы не собираетесь ничего рассказывать.
– Вот именно, – присоединилась Джейн, – все останется между вами и Слоаном, только между вами. А его дочери никогда не узнают правды.
Рэйчел перевела взгляд с одной приятельницы на другую. Они были правы. Другого выхода у нее нет – она должна рассказать Слоану всю правду – Действительно, – попыталась объяснить она, с трудом подбирая слова, – я чувствую себя ужасно, вспоминая о поступке Оливии. Но рассказать о нем было бы жестоко, ведь она умерла.
Она особенно подчеркнула последнее слово, так, словно оно было исчерпывающим аргументом и оправданием ее скрытности.
– Но не обязательно рассказывать от своего имени, можно, например, преподнести как слух, посоветовала Джейн. – Или как-нибудь еще. Так, как будто вы слышали о таком факте ее жизни. И можете быть уверены, это совсем не жестоко с вашей стороны. – Она так спешила высказаться, словно боялась, что потеряет нить размышлений, и под конец повторила:
– Нет, не будет.
Выслушивая ее доводы, Рэйчел понимала, что и сама Джейн не может найти оправдания поступку Оливии.