Книга Милый мой фото... граф! - Элизабет Харбисон

Ну как ей объяснить? Он боялся, что она будет ужасно разочарована в нем, когда осознает, какой скучной в действительности является его жизнь. Если и не разочаруется, если ей недостанет вкуса, чтобы понять, каков его настоящий образ жизни, все равно он не сможет предложить ей выйти за него замуж. Он прекрасно помнил все ее письма, ее рассказы том, что обычно ей доставляло удовольствие, что она любила без памяти. Она любила «коваться в земле», работать в саду в старых джинсах и соломенной широкополой шляпе, которая досталась ей от бабушки. У Брайса даже была ее фотография, где она стояла на фоне сада с лопаткой в руках. Она не любила надевать «взрослую одежду как она это называла, не любила разъезжать по симпозиумам и собраниям, подобным тому, на котором ей пришлось побывать в Лондоне на этой недели. Она любила, следовать своему собственному жизненному плану, который составляла сама. У нее много времени уходило наразного рода исследования, на выращивание новых культур. Она не любила подстраивать свое расписание под чужие планы и работать под чьим-то руководством.

Но ее жизнь с Брайсом как раз была бы полна именно того, чего она так не любила. Церемонии, на которых надо присутствовать в официальной одежде, — они были неотъемлемой частью его жизни. Кроме того, само его имя обязывало к определенным действиям в обществе: подписывать векселя в чеки на разные мероприятия, что она, будучи его женой, должна будет делать тоже. Такие вещи, как обычные автографы, с просьбой о которых тебя умоляют в самое неподходящее время, были неприятны, но необходимы. Паллизеры были обязаны это делать. Он давно привык к этому, потому что вырос в этом доме и в этой семье.

Если Эмма будет рядом с ним, ей придется основательно изменить свой образ жизни. Она никогда не будет счастлива. Ему представилась бабочка, закрытая в стеклянной банке. Крылышки у нее скоро потускнеют, и золотистая пыльца осыплется, а дух погаснет.

Эмма коснулась его руки.

— Что случилось, Брайс? — спросила она, посмотрев на него просящим взглядом.

Он взглянул на нее, и его сердце наполнилось радостью. Не в силах произнести ни слова, он обнял ее и поцеловал. Она заслуживала лучшего парня, чем Брайс.

Но он не мог ее потерять.

Конечно, ей не подойдет его образ жизни. Чем больше она будет узнавать о его жизни, тем больше станет ее ненавидеть. Как однажды уже возненавидел ее он сам. Он поступил эгоистично, что пригласил ее сюда.

Их разделяет слишком многое: культура, страна, свобода, к которой она привыкла, обязанности, к которым призывало его аристократическое происхождение. Смогут ли они когда-нибудь все это преодолеть?

Никогда, решил он и отступил назад.

— Прости.

— За что? — спросила она с улыбкой.

Он открыл дверь, и они вышли в коридор.

— Есть за что, — ответил он.

Когда они вошли на террасу, где танцевали прошлым вечером, Эмма спросила:

— Твоя мама не возражает против моего присутствия здесь, правда?

— Не обращай на нее внимания. — Они подошли к столику, и он пододвинул Эмме кресло.

— Она просто закрутилась с подготовкой этого вечера. Она устраивает этот бал каждый год с тех пор, как я родился. Я всегда ненавидел это время, когда был ребенком, потому что она была занята и уделяла мне мало внимания.

— Так у тебя на самом деле не было счастливого детства? — спросила Эмма, усаживаясь в кресло и наблюдая за ним.

Он отрицательно покачал головой.

— Разве по мне не видно? — Он печально улыбнулся.

— Нет. Но из писем я заметила, что ты всегда избегал рассказывать о своем детстве. Я не хотела тебя расспрашивать. — Она на минуту запнулась, сложив ладони перед собой. — Я и сейчас не буду, правда. Только хочу сказать одно: я всегда готова тебя выслушать, если ты мне захочешь об этом рассказать.

Она даже не догадывалась, насколько была близка к истине, но сейчас он был не в силах ничего ей объяснять.

— Спасибо за предложение, но поверь, рассказывать особенно не о чем. Ты и сама все видишь. — Он показал рукой на дом и лужайку. — Нет, здесь вовсе не плохо, я здесь никогда не голодал и не замерзал. Просто мне здесь не было хорошо, и все. Здесь всегда было холодно, я уже говорил тебе об этом.

Взгляд у нее потеплел.

— Но что бы там ни было, — сказала она, — это не сделало тебя холодным. — Она улыбнулась. — Это я уж точно могу тебе сказать.

Брайс вспомнил слова Джона, о том, что «Индепендент» назвала его бессердечным старым холостяком. Только Эмма видела в нем живого человека.

Она была нужна ему и надо было найти способ удержать ее. Ему в голову пришла идея, что он может на ней жениться, но идея была сумасшедшей, и он выбросил ее из головы. Даже если женитьба оказалась бы спасительной для него — а у него всегда была слабая надежда, что женитьба кого-то может спасти, — то для нее это будет почти убийством.

К чаю подали пирожные с кремом, канапе, свежие фрукты и горячие булочки с маслом и джемом. Стол был сервирован по первому классу, такое Эмме доводилось видеть только в кино. Вокруг стояли слуги в ливреях, державшие серебряные подносы с такой важностью, словно у них в руках были настоящие сокровища.

Солнце заходило за горизонт, старые деревья отбрасывали огромные тени, которые перемежались с яркими бликами солнечных лучей на каменной стене дома.

— Обычно мы не содержим в Шелдейл-хаусе полный штат прислуги, так что пока ты можешь наслаждаться, — сказал Брайс. — Они здесь, чтобы исполнить любое твое желание.

— Знаешь, я чувствую себя неловко, когда за мной кто-то ухаживает, — Эмма подвинула чашку служанке, которая наливала ей чай.

— Достаточно, — отпустил Брайс служанку.

Закрыв рукой рот, Эмма чуть не рассмеялась.

— А у тебя хорошо выходит. Я бы никогда и не подумала, что у тебя может быть такой важный вид. Вряд ли у меня это когда-нибудь получится.

— Да ты просто наслаждайся, — сказал Брайс, махнув рукой в сторону служанки, которая удалялась в сторону дома. — Я ведь им за это плачу.

— А за что конкретно ты им платишь?

Он с отсутствующим видом взял булочку.

— Что? — спросил он.

— Огромное количество слуг на одного или двух хозяев, зачем они здесь? Что им тут делать?

Улыбка слегка коснулась уголков его губ.

— Одевать меня, купать, стричь мне ногти и тому подобное.

Она уже решила, что он говорит всерьез, но улыбка выдала его.

— После долгого трудного утра, когда ты не можешь справиться с простыней, в которой запутался?

Лицо у него стало серьезным, и только глаза смеялись.

— Неужели с тобой такое тоже бывает? — Он откусил кусочек булки и запил горячим чаем.