Книга Здравствуй, будущее! - Джулия Тиммон

Но не исключен и другой вариант, возразил ему внутренний голос. Она могла переспать с тобой просто из желания поразвлечься. Монотонная семейная жизнь многим надоедает, особенно людям искусства — художникам, артистам, танцорам.

Роберт неуверенно покачал головой.

— Но она производит впечатление человека порядочного и честного.

Это ничего не означает, снова возразил ему все тот же внутренний голос. Во-первых, и порядочные люди порой грешат. Во-вторых, человеческая честность чаще всего оказывается обманчивой, ты не раз в этом убеждался, вспомни.

— Да, но… — не сдавался Роберт, — я неплохо разбираюсь в людях и умею отличить истинное от фальши. Это моя обязанность, я ведь врач.

Врач, но не Бог и не волшебник. И тебе свойственно ошибаться, стоял на своем внутренний голос.

— Почему же тогда в многочисленных беседах ни она, ни Вилма Келли ни разу не упомянули о том, что у нее есть собственная семья? — спрашивал Роберт. — Мы разговаривали о ее матери, о брате, об отце и даже о собаке… Да-да, она что-то рассказывала про пуделя Чарли… Они купили его у каких-то знакомых. Ее родители относятся к нему как к внуку, которого у них нет…

Стоп! — скомандовал ему непреклонный разум. Вот тебе и доказательство! Почему бы ее родителям не относиться к псу как к ребенку, а не как к внуку? Если предположить, что их дочь никогда не была замужем, мыслей о внуках у них бы еще и не возникло…

Роберт обхватил руками голову, помотал ею из стороны в сторону, путаясь в мыслях, догадках и сомнениях.

— Проклятье! — выругался он. — Если я всю ночь буду строить предположения и опровергать их, к утру меня увезут в психушку! Надо ложиться спать. Утро вечера мудренее.

Роберт прошел в спальню, принял душ и лег в кровать. Но заснуть не смог. Перед глазами у него стоял образ Александры, в голове звучал ее потрясающий глуховатый голос, а сердце переполняла любовная истома.

Проворочавшись в постели часа два, он встал, оделся, вышел из дому, вывел из гаража машину и поехал по безлюдным улицам ночного Лондона — успокаивать нервы. Когда на горизонте забрезжил нежный рассвет, Роберт принял решение позвонить Александре утром и во что бы то ни стало добиться от нее объяснений.

В семь он приехал домой, выпил крепкого кофе, включил в гостиной телевизор, попытался сосредоточиться хотя бы на одной из транслируемых передач, но через десять минут с уверенностью нажал на пульте кнопку отключения, вернулся на кухню и выпил еще кофе. От волнения и нервного перенапряжения мысли его путались, в душе буйствовали эмоции.

Роберт прекрасно помнил, что сегодня воскресенье, и знал, что по выходным Александра не просыпается рано, тем не менее в половине девятого набрал заветный номер.

К его удивлению, трубку подняла не Алекс, а ее тетя.

Он представился, спросил, как дела, и попросил позвать к телефону Александру.

— Она уехала, — ответила Вилма с грустью. — Минут сорок назад.

— Как это уехала? Куда? — повышая от неожиданности голос, спросил Роберт.

— Домой, в Кардифф, — ответила Вилма.

— Но еще вчера она никуда не собиралась, — произнес Роберт в полной растерянности.

— Я сама до сих пор в недоумении, доктор, — призналась Вилма. — Места себе не нахожу.

— Когда она вернется? — потребовал ответа Роберт, напрочь забывая об учтивости и правилах хорошего тона.

— Не знаю, — тихо отозвалась его пациентка.

— Как это не знаете? Уж это-то она сказала вам! Скоро у нее премьера, завтра ее ждут на репетиции. — Его сердце бешено билось, в душу заползал панический страх. Он не понимал, что произошло с его умением хладнокровно относиться к любому повороту судьбы, хотя сейчас это мало его интересовало.

Вилма тяжело вздохнула.

— Видите ли, доктор, Александра решила навсегда вернуться домой. Сказала, что пошлет Фостеру письмо, извинится перед ним, и…

— Этого не может быть, — перебил ее Роберт, не веря собственным ушам. — Она с таким удовольствием ходила на репетиции, Фостер был так ею доволен!..

— Я тоже ужасно расстроена, доктор, — призналась Вилма и всхлипнула. — Я привыкла к Алекс, скучаю по ней.

Худшие предположения Роберта почти подтвердились. Что могло заставить Александру так внезапно все бросить и уехать, как не семейный долг, не чувство вины перед обманутым мужем, не желание скорее встретиться с ним — покаяться или просто оградить себя от дальнейших соблазнов? Ему стало так больно и обидно, что захотелось разгромить все вокруг. Но он совладал с собой и спокойно попросил:

— Может, вы объясните мне хоть что-нибудь? В поведении Алекс столько непонятного, что я совершенно запутался. А она, видите ли… она превратилась для меня в самого близкого, самого дорогого человека.

Некоторое время Вилма молчала. Потом с шумом втянула в себя воздух и, словно решившись на что-то, быстро произнесла:

— Хорошо, доктор. Я все вам объясню. Только не по телефону.

— Я готов встретиться с вами в любое время и где угодно! — выпалил Роберт.

— Приезжайте ко мне где-нибудь через час, — сказала Вилма, немного подумав. — Ох, и попадет же мне от Алекс! Она запретила рассказывать вам что бы то ни было, попросила только привет передать. Но я слишком хорошо к вам отношусь и не могу оставить вас в неведении. И потом… — она выдержала паузу, — чует мое сердце, я просто обязана это сделать.

— Спасибо вам, — пробормотал Роберт с искренней благодарностью, не зная радоваться ему или сокрушаться. — Я буду у вас ровно через час.

Вилма Келли никогда не видела доктора Уолтера таким — с небольшой щетиной, торчащими в разные стороны волосами и темными кругами под глазами. Он приехал к ней, не опоздав ни на минуту.

— Давайте, я угощу вас чаем. Какой вы любите — с бергамотом, с ванилью, с лимоном? — спросила Вилма, проведя его в гостиную.

Он покачал головой.

— Спасибо, я ничего не хочу.

Вилма внимательно посмотрела в его покрасневшие глаза и по-матерински мягко улыбнулась.

— За чаем и беседовать приятнее.

Роберт провел по волосам рукой, вспоминая, что целую ночь теребил их, а потом даже не взглянул на себя в зеркало.

— Впрочем, вы правы. За чаем разговаривать приятнее. Я люблю ванильный.

Вилма еще раз улыбнулась — грустной, задумчивой улыбкой — и вышла.

Роберт оглядел свою слегка помятую рубашку, дотронулся ладонью до колючего подбородка, еще раз пригладил волосы и махнул рукой, понимая, что привести себя в надлежащий вид все равно не удастся. Перед предстоящим разговором он нервничал как, наверное, никогда в жизни, поэтому, выходя из дома, о своей внешности даже не вспомнил.

Вилма принесла чай в небольших фарфоровых чашках с блюдцами — нежно-розовых, разрисованных фигурками дам и кавалеров в нарядах позапрошлого века, — и конфеты в хрустальной вазочке.