Книга Ты отдашь все! - Марина Серова

Гайворонский покраснел и явно смутился. Я перешла в наступление:

– Где письмо, Всеволод Олегович?

– Я его потерял, – тихо произнес Гайворонский.

– Чтобы ты потерял письмо Левы?! Это просто бред, нонсенс! – захохотала Марина. – Ты же до такой степени на нем помешан, что даже набирал на компьютере и свои письма, и его, ответные. Чтобы сохранить их для истории! Кстати, а давай-ка включим твой компьютер и проверим файлы? Это будет гораздо проще!..

Гайворонский тихо ахнул и принял негодующий вид. Он встал с табурета, выпятил грудь и, сверкнув на нас гневными очами, громко и с пафосом заговорил:

– Это мой компьютер! Мойкомпьютер! Вам не удастся в него залезть! А файлы эти – секретные! Секретные! Это посягательство на частную жизнь! А вы что здесь шарите?! – накинулся он на Максима, заметив, что тот перебирает стопку каких-то книг, которые в огромном количестве заполняли комнату.

Книг было больше, чем мебели. При виде одной из них Заботкин удивленно поднял брови, взял книгу в руки и хотел было что-то сказать, но Гайворонский подскочил к Максиму и вырвал у него книгу.

– Это моя книга! – вновь завел он свою параноидальную волынку. – Не трогайте ее своими грязными руками, вы их даже не удосужились помыть, войдя в мой дом! Вы, грязный еврейский мальчик!

Марина обреченно вздохнула. Подняв на Всеволода глаза, она внятно проговорила:

– Включи компьютер!

– Не дождетесь! – бросил ей Гайворонский и отвернулся.

Я поняла, что пришла пора действовать решительно. Вынула из сумочки свой телефон и спросила:

– Максим, назовите мне, пожалуйста, номер военкомата, где работает Тугов.

Максим продиктовал номер, я набрала цифры на трубке. Угроза привлечь к делу капитана Тугова, который жил в своем черно-белом мире, подействовала. Гайворонский резко шагнул ко мне и сжал мою руку.

– Не надо! – сказал он с видом проигравшего сражение полководца. – Я сейчас включу компьютер.

– Давай лучше я включу, – выступил Заботкин, – а то ты сейчас под шумок сделаешь что-нибудь такое, чтобы он не загрузился.

– Вы просто компьютерный гений, Макс, – с презрением проговорил Всеволод Олегович, но от компьютера отошел.

Заботкин включил компьютер, и вся компания с любопытством уставилась на экран. Мы довольно быстро отыскали директорию «ЛЕВА», в которой было очень много субдиректорий и файлов. Значительную часть их составляли так называемые «джипеги», или, проще говоря, картинки. Загрузив одну из них, мы увидели пухленького лысоватого человека с бородкой и задиристым подбородком. На губах его играла лукавая улыбка. Лысину прикрывала национальная белая кипа.

– Это кто? – обратилась я к Заботкиным.

– А это и есть покойный ныне Лева Марков, – ответил Максим.

Еще несколько картинок представляли собой портреты Маркова, сделанные в разное время в разных местах. Марков был представлен во всевозможных ракурсах, но его лукавая, с ехидцей, улыбочка оставалась неизменной. На одной картинке были изображены Марков в обнимку с Гайворонским.

– Это я фотографировал, – сказал Максим. – Перед Левиным отъездом.

Директор музея гордо поджал губы.

– Это, конечно, очень интересно, – прокомментировала я, – но хотелось бы все же увидеть текст нужного нам письма.

– Сейчас, сейчас, – спокойно проговорил Максим, выгружая картинки и водя курсором по текстовым файлам. – Это не то... Это мы уже читали... Это письмо самого Севы. Вот, то самое, где он просит Леву об одолжении. А вот и ответ.

Заботкин нажал на клавишу «просмотр», и передо мной и всей остальной компанией появился текст.

«Сева, пупсик! Приветствую вас, дорогой мой! Правда, этим обращением я рискую навлечь на себя гнев вашей милости. Или к вам уже надо обращаться по-другому? Может быть, ваше высочество? Или – ваше величество? А может быть, и преосвященство? Или святейшество? В общем, Сева... Все, что вы мне написали в прошлом письме, оказалось на поверку страшнейшей лажей и полной буффонадой. Вы выставили старого бедного Леву на посмешище в глазах этих тупоголовых жирных свиней, которые называют себя немцами! Бедный Лева вынужден был провести четыре дня в Мюнхене, заплатив за квартиру 700 (семьсот!) марок. Вы представляете, какие это деньги, Сева? Нет, вы не представляете! Потому что весь ваш жалкий краеведческий музей можно купить за эти деньги, которые Лева отдал за просто так. Более того, в архиве, куда Лева обратился, он был вынужден отдать еще 200 (двести!) марок. Вы не представляете себе, какие это деньги! И какой результат? Да никакого. Никакие сведения, которые подтверждали бы наличие у Людвига Второго отпрысков, оказавшихся потом в России, не подтвердились! Не подтвердились, Сева! А у меня, между прочим, болеет мама, за которой требуется уход».

Далее следовал длинный перечень заболеваний мамы, и я попросила Максима его пролистнуть.

«...Лева был вынужден предстать полным идиотом перед своими коллегами-таксистами, которые подняли вас на смех. Флегматичный поляк Яцек и наивный албанец Ахмет надорвали-таки свои животы. Единственным полезным результатом от всего этого я считаю то, что Яцек и Ахмет за мой рассказ о ваших претензиях на баварский престол бесплатно угостили меня пивом и сосисками. От сосисок я был вынужден, к сожалению, отказаться – по религиозным соображениям. В общем, Сева... Я так понял, что вы по-прежнему просто не хотите работать, как все нормальные люди! Вы хотите продолжать протирать ваши штаны! Кстати, как они там, зашивает ли Риточка на них дырки? Я так вам скажу: ваш музей вам надоел, и вы хотите протирать штаны в более комфортных условиях: стать аристократом и страдать маниловщиной в баварском замке. Не получится, Сева! К сожалению, дружище, не получится!

Но, зная вашу неугомонность, я предполагаю, что вы и дальше будете бомбардировать меня своими дурацкими письмами. Так вот, я заявляю вам: ваш диагноз, который врачи вам поставили – совершенно, кстати, справедливо, – в этом случае я буду вынужден обнародовать. Обнародовать всем, включая функционеров Тарасовского управления культуры. Нет, поймите меня правильно, я абсолютно не хочу этого, не надо делать из Левы свинью. Но боюсь, что иначе просто нельзя заставить вас перестать валять дурака. Вам нужно просто ехать и устраиваться официантом в Европу и не мечтать больше о престолах, Сева! Вы понимаете меня? Лева всегда был практичным человеком, послушайте старого бедного еврея! Вы великолепно будете выглядеть в роли лакея. Ваше прирожденное чувство благородства позволит вам устроиться в хороший ресторан. Если, конечно, Лева этому (за скромную, естественно, плату) поспособствует. Вы слышали? Однозначно – официантом! И никаких потуг на высшее общество!

Ваше предложение – поступить к вам на службу дворецким – мне, безусловно, польстило, но я хотел бы заранее обговорить сумму моего жалованья. В противном случае это предложение меня не заинтересует. В общем, Сева, я закругляюсь, потому что меня зовет мама, а завтра мне надо рано вставать и садиться за баранку, зарабатывая свои деньги.