Книга Гадальщик на камешках - Мирча Элиаде

— Ты говоришь, я мог забыть… — задумчиво произнес Борза. — А знаешь, ведь ты прав: я действительно забыл. У меня было тяжелое детство. Общество преследовало меня.

— Да, что выпало на твою долю, так это просто ужас! — воскликнул Думитреску, и в голосе прозвучало восхищение. — Что за друзья у тебя были, какие странные типы! Будто из какого-то романа.

— Что с них взять — дети, — смущенно буркнул Борза.

— Нет, тут совсем другое, — продолжал Думитреску, и голос его зазвучал элегически. — Ты застал иные времена, твое детство протекало еще до той войны. Тебе выпало счастье подружиться с умными, предприимчивыми ребятами. Особенно с Ликсандру и еще, как его там зовут, с тем, который стрелял из лука…

— Вроде бы что-то припоминаю, — мечтательно произнес Борза. — Но, по правде говоря, — тут же спохватился он, — самое интересное я позабыл. Теперь, когда ты упомянул, я вроде бы вспомнил, что один мальчишка стрелял из лука, вот и все.

Вошла Анета с подносом. Принесла кофе и бутылку рому. Поставив поднос на стол, она и сама хотела присесть, но Борза так посмотрел на нее, что она смутилась, откупорила бутылку, налила две рюмки и удалилась. Борза, опрокинув рюмку, тут же торопливо наполнил ее до краев.

— И что же вы теперь думаете делать с этим директором? Долго продержите?

Думитреску задумчиво покрутил зубочистку между пальцами.

— Это не от нас зависит, — сообщил он. — Сначала нужно, чтобы он закончил писать свои показания. По мере того как он пишет, мы ведем расследование. В конце концов мы узнаем, чего он от тебя хотел. Пока ясно только одно: он вызывает подозрение. Все эти истории про школу на улице Мынтулясы он рассказывает, чтобы оттянуть время. Но ничего, — улыбнулся Думитреску, — мы его заставим заговорить. Время у нас есть. Мы не торопимся.

— Я и сам себя все время спрашиваю: что ему от меня нужно? — задумчиво произнес Борза. — А когда вы его спрашивали, он вам что-нибудь сказал?

— Да. Вот тут, я думаю, он и совершил первую ошибку. — Думитреску вдруг оживился. — Он сам не заметил, как выдал себя. Когда я вторично прочел его показания, я убедился, что он что-то скрывает, но против собственного желания дает нам в руки важную нить. Он сказал, что пришел, чтобы повидать тебя и поговорить с тобой, вспомнить детство и спросить, не известно ли тебе чего-нибудь еще о Ликсандру. Не знаю, понял ли ты…

— Вроде бы…

— Этот Ликсандру, по словам Фэрымэ, был связан дружескими отношениями с тобой и еще с одним парнем — Дарвари. А Дарвари — я это сам проверил — исчез вместе со своим самолетом в тридцатом году между Змеиным островом и Одессой. Есть некоторые указания на то, что он мог сбежать в Россию. И это в тридцатом году! Не знаю, правильно ли ты это оцениваешь. Теперь мы этот факт расследуем. Вполне возможно, что Фэрымэ встречался с ним, и неоднократно, в течение многих лет, даже после того, как Дарвари окончил военную школу и получил диплом летчика. Ведь, по его собственному признанию, директор очень часто виделся с лучшим другом Дарвари — Ликсандру… Думаю, что именно здесь нужно искать начало нити. — И Думитреску многозначительно подмигнул.

— Хоть убей, ничего не помню! — совершенно безнадежным голосом промямлил Борза.

— Когда же старик рассказал мне, как вы стреляли из лука, я убедился: повидаться с тобой он хотел именно ради того, чтобы узнать о Ликсандру и Дарвари, выведать, не знаешь ли ты чего новенького о них. Потому что — об этом-то, я надеюсь, ты помнишь — вы все встречались на Майдане возле примэрии и стреляли из лука.

— Да. Стреляли, — кивнул Борза.

— Хорошо. А не кажется ли тебе странным, что именно с ним, именно с Ликсандру, случилось то, что случилось? — Думитреску заглянул в глаза собеседника.

Борза конвульсивно сглотнул, взял рюмку и выпил ее одним духом.

— Да разрази меня гром, если я чего-нибудь помню! — воскликнул он и принялся вытирать лицо салфеткой.

— Значит, ты склеротик! — ухмыльнулся Думитреску. — Совсем потерял память.

— Знаешь, ты прав. Я потерял память из-за побоев. Я ведь тебе рассказывал, как меня пытали в подвалах префектуры…

— Но то, что случилось тогда, вряд ли можно забыть даже тридцать с лишним лет спустя, — продолжал Думитреску. — Вы собирались на пустыре и стреляли из лука. Тот случай заставил вас задуматься. Ваши стрелы обычно летели метров на двенадцать — пятнадцать. А когда выстрелил Ликсандру, вы увидели, что стрела пролетела над каменными блоками, которые, как ты помнишь, были там навалены для строительства Университета. Вы увидели, как она, пролетев над пустырем, полетела дальше — прямо к памятнику Брэтиану. Вы бросились за ней, испугавшись, как бы она не попала в какого-нибудь прохожего. Вы искали ее на бульваре, возле памятника, но так и не нашли. С тех пор вы стреляли только вверх. Натягивали тетиву изо всех сил, и стрелы летели самое большее метров на двадцать. Все шло своим чередом, пока лук вновь не оказался в руках Ликсандру. Вы увидели, как стрела взвилась ввысь. Вы следили за ней, задрав головы, пока не заболели затылки. Совсем потеряв ее из виду, вы уселись на камни и стали ждать, когда же она упадет. Вам стало страшно, что стрела может обрушиться с невероятной силой, и вы спрятались между камнями. Вы прождали часа два, но стрела так и не вернулась.

— Не может быть! — не поверил Борза. — Когда это случилось?

— По словам Фэрымэ, это случилось весной шестнадцатого года, в апреле—мае, во время пасхальных каникул. Ну, что ты скажешь? — многозначительно усмехнулся Думитреску. — Тебе не кажется это подозрительным? Ты не видишь здесь никакой связи?.. Именно из-за этого господин директор и захотел тебя увидеть, — неожиданно повысил он голос.

— Наверно, из-за этого, — растерянно пробормотал Борза.

Думитреску добродушно рассмеялся и налил себе рому.

— Не порти себе кровь. Мы его поставим на место. Нужно только немножечко терпения. Я заставил его написать все, что ему известно о Ликсандру и Дарвари. Он уже дважды просил бумагу, и это за три дня! Пишет он красиво, связно, можно сказать художественно, но почерк разбирать тяжело. Теперь все, что он написал до вчерашнего дня, перепечатывают. По своей привычке он начал издалека. Я все утро читал и не дошел еще до Дарвари. Он описал целую историю с вашей подружкой из Обора, Оаной, дочкой корчмаря, если ты помнишь ее. Тоже была необыкновенная девица — рост два метра сорок два сантиметра. Фэрымэ начал историю с конца, с того, как она вышла замуж за великана эстонца и оба они завещали свои скелеты Дерптскому университету. Я распорядился, чтобы послали туда запрос. Посмотрим, что окажется правдой в этой истории.

4

Всю неделю, что последовала за арестом, Фэрымэ провел склонившись над дощатым столом — писал. Его перевели в другую камеру, в старом крыле здания. Здесь была железная койка без тюфяка, табуретка и стол. В окошко ничего не было видно, кроме серой стены. Два раза в день охранник приносил из столовой еду. Иногда Фэрымэ вставал из-за стола и стучал в дверь. Охранник забирал стопку исписанных листов и вскоре появлялся с пачкой чистой бумаги. Писал Фэрымэ с обеих сторон — таковое указание последовало после того, как он истратил первую порцию бумаги. Всякий раз, когда его вызывали на допрос, ему указывалось на то, чтобы писал разборчивее. Сначала Фэрымэ прилагал все усилия, выводил каждую букву, но вскоре, захваченный воспоминаниями, возвращался к своей привычной скорописи.