Книга Жюльетта - Луиза де Вильморен

Он нащупал рукой губную помаду.

— Губная помада, — сказал он.

— Вчерашняя, — уточнила Жюльетта.

— А вот и пудра.

— Позавчерашняя.

— И духи.

— Давно ушедшего прошлого.

— И моя зажигалка, — добавил он, кладя ее в карман.

— О! Что касается зажигалки, то не могли бы вы принести мне что-нибудь, чтобы здесь был свет. А то в темноте мне тоскливо. Подумайте обо мне.

Ландрекур, уже уходя, обернулся:

— Что? Подумать о вас? Увы! Вы просто вынуждаете меня думать о вас! Увы! Вы вынуждаете меня думать о вас против моей воли. Возьмите свечи, они на лестничной площадке, — и он закрыл за собой дверь, но она тут же ее открыла и тихим голосом спросила:

— Эй! Эй! А спички.

Секунду он колебался, возвращаться ли ему назад или нет, но, боясь опоздать, считая опрометчивым задерживаться дольше, он побежал в бельевую, бросил косметику Рози в ее несессер и отнес несессер вместе с чемоданами к ней в комнату. Она сидела перед туалетным столиком и стучала по краю его расческой. При его появлении Рози резко обернулась.

— Ну и как? — спросила она.

— Прекрасно! Посмотри, — ответил он, поставил несессер на софу, предоставив ей самой искать в нем свои вещи, а сам, отойдя в сторонку, стал наблюдать за выражением ее лица, на котором, по мере того как она находила то, что считала уже потерянным, гнев постепенно сменялся смущением. Какое-то время, склонившись над несессером, она не произносила ни слова, не смея ни пошевелиться, ни заговорить, ни особенно посмотреть в глаза Ландрекуру, который тоже хранил молчание. Когда же она, наконец, встала, то это было для того только, чтобы спрятаться в его объятиях и подставить свое лицо со следами смущения и раскаяния его поцелуям.

— Я не стою вашего прощения, но я не привыкла заниматься багажом сама, я забываю половину вещей. Вы не сердитесь на меня?

— Как я могу на вас сердиться, любовь моя? Поверьте мне, я сам хотел бы ошибиться. Иногда нет ничего более тяжкого, чем быть правым, что, кстати, часто оказывается всего лишь видимостью.

Взяв ее за подбородок, он посмотрел ей прямо в глаза. Умиленный, осознающий свою вину, сожалеющий обо всем, что произошло в нем самом и в его доме за последние двадцать четыре часа, он поддался страстному порыву, напомнившему ему первое время их любви и погрузившему их души в безмолвие.

— Я не хочу больше видеть эти ужасные чемоданы, — сказала она по прошествии какого-то времени. — Теперь, когда мы помирились, я чувствую, что умираю от голода. Обедать, обедать! Какой красивый у нас стол! Как он великолепно накрыт! Не хватает только свечей.

— Ах! Да, действительно не хватает свечей, я пойду их поищу. Позовите меня сразу, как только оденетесь.

— Оденусь? Зачем? Я не одеваюсь для обеда в постели…

— Вы уже не хотите уезжать сегодня вечером?

— О! Нет, это было бы слишком грустно, у меня осталось бы ощущение, что вы на меня все еще сердитесь. Мы уедем завтра, завтра утром. Это решено. Теперь я займусь косметикой, а вы идите и возвращайтесь побыстрее, мой дорогой. Не заставляйте меня ждать.

Он вышел, отнес чемоданы и быстро вернулся к Жюльетте. Она стояла на лестнице и, держа в руках пакет со свечами, укачивала его, как ребенка.

— Что вы здесь делаете? — спросил он ее.

— Я слушаю шепоты.

— Дайте мне две свечи.

Она согласилась дать их только в обмен на спичечный коробок. Он принял этот обмен без возражений. Их руки соприкоснулись, отчего он слегка смутился. Жюльетта настояла на том, чтобы зажечь те две свечи, которые он должен был взять с собой, и сказала ему:

— Вам весело. Вы вдвоем. Я же одна и ничем не занята. Быть светом вашего вечера — занятие, которое мне понравилось бы.

— Вы не свет его, а тень.

— Тень? Что ж, и это мне тоже подходит.

— Не могли бы вы оставить меня в покое?

— Не забывайте, что я умираю от голода, — возразила она.

— Как всегда. Потерпите еще немного. Разве вы не понимаете, что я начинаю сходить с ума.

— Вы выражаетесь, как моя мать, — заметила Жюльетта.

— Ваша мать? А мне казалось, что вы одна на свете. Я думал, что на всем белом свете у вас нет никого, кроме меня?

И не дожидаясь ответа, он стал спускаться по лестнице, не отводя глаз от двух маленьких язычков пламени, заставлявших его думать о руках Жюльетты.

Рози, лежа в постели, улыбалась:

— Почему только две свечи? — спросила она, в то время как он вставлял их в стоявшие на камине подсвечники и переносил их на стол. — Мы, мне кажется, купили их шесть, восемь, десять?

— Да, десять, но это было бы слишком много.

— Слишком много? Но почему?

— От них очень жарко, ничто так не нагревает воздух, как свечи.

— В самом деле? — спросила она.

Нахмурив брови, блуждая мыслями, как казалось, где-то далеко-далеко, Рози принялась есть. Она отправляла в рот кусочки курицы, похоже, не ощущая их вкуса. Довольно долго обед влюбленной пары протекал в безмолвии. Ландрекур не разговаривал, и у Рози, сидевшей с отсутствующим видом, тоже не было желания прерывать молчание.

— Это забавно, — произнесла она вдруг, — насколько ваши замечания напоминают мне замечания моих старых гувернанток, которые мне приходилось слышать, когда я была ребенком. Это были старые провинциальные дамы, монахини и вообще разные особы, имевшие склонность к поговоркам и рецептам. «Ничто так не нагревает воздух, как свечи». Когда я услышала эту фразу, у меня буквально защекотало в носу от запаха отвара из четырех цветов и я почувствовала благоухание листьев эвкалипта, которые кипятили в моей комнате, когда я была простужена. Можно подумать, что вы были воспитаны пожилыми людьми совсем другого времени.

— Пожилыми? Совсем нет. А что касается времени, то оно индивидуально. Определяющим моментом здесь является вовсе не эпоха. Время — это, по-моему, чисто личностная реальность. Из-за которой как раз иногда и получается, что двух людей, живущих в один и тот же момент, разделяет непреодолимое расстояние. Люди соединяются, но им редко удается пройти все расстояние от одного к другому. Любовь приветствует любые надежды, любые планы на будущее, любое стремление к сближению. Она творит особое время для двоих, время преходящее, которое она побуждает нас принять за бесконечное. Но в один прекрасный день оно рассеивается, все возвращается на круги своя, возвращает нам ощущение перспективы и позволяет нам, уже обретшим свое место и вернувшимся в свое время, разглядеть человека, вид которого, несмотря на кажущуюся его близость, еще больше увеличивает ощущение нашего одиночества. И однако для многих людей достаточно жить с кем-нибудь, чтобы не чувствовать себя одинокими, и они предпочитают ссоры или подчиненное положение отсутствию общества. То, что их не понимают, возвеличивает их в собственных глазах и дает им повод жаловаться, что, как вы знаете, всегда доставляет удовольствие. Однако бывает, что встречаются два существа близкого друг другу времени, то есть времени, имеющего одинаковую природу, и тогда…