Книга Ангельские хроники - Владимир Волкофф

– Тогда, понимаешь, когда этот, ну тот, приходит в подземелье, тот ему и говорит, так спокойненько, прямо в морду, а тот, другой, в карман за кинжалом…

– Погоди, Свинья. Говори-ка яснее, – строго сказал Федька. – Прямо в морду – кому? А этот, тот и тот, другой – кто они все?

– Ну, этот – это Рокамболь, а тот…

Снаружи послышался свист. Сначала короткий. Потом еще два раза – длиннее: старик. Потом тишина и еще один короткий свисток: буржуй.

– Погодь, Свинья. Потом. Четверо со мной. Сейчас пустим ему юшку.

Федькин голос не дрогнул.

– Если вы будете пускать ему юшку, – на грубом слове Надя запнулась, – я с вами: я ни разу еще не видела, как ее пускают.

Это была бледная девочка с глазами цвета морской волны, выглядывавшими из-за вздернутого веснушчатого носика. У нее совсем не было бровей, отчего она выглядела то испуганной, то бесстыжей.

Сводчатый подвал сообщался с улицей люком. Они поднялись по железной лестнице, и Федька высунул наружу голову, оказавшуюся на уровне мостовой. Старик приближался торопливыми шагами. Вдруг он остановился как вкопанный: ему, очевидно, показалось, что на мостовой лежит отрезанная голова. Впрочем, тогда все было возможно.

Вид у старика был довольно-таки голодный, но на нем была лисья шапка. Бархатная шуба была потерта. Но бархат был хорошего качества, и очень возможно, что подбита шуба была если не соболем, то уж белкой точно.

Тактика у Федьки была разработана: отвлекающий маневр спереди, атака сзади и окончательный удар опять спереди.

Он остановился на мостовой прямо перед стариком. Сзади один за другим выскакивали его товарищи, занимая позиции по заранее разработанному плану: один справа, один слева, потом еще один справа, еще один слева, образуя вогнутую дугу, концы которой смыкались, по мере того как они бесшумно продвигались вперед в своих справных ворованных валенках, – хоть и мальчишки, от горшка два вершка, а ночью-то все равно страшно. Старик сделал шаг назад.

– Дети, – сказал он, – детки, Господи Боже мой, деточки…

Федька свистнул в тот самый момент, когда из люка стала вылезать Надя.

Трое мальчишек бесшумно подошли к старику сзади. Один прыгнул ему на спину, другой бросился в ноги. Как только он повалился на землю, третий ударил его по голове свинцовой трубой.

– Мне! Оставьте его мне! – скомандовал Федька.

Он научил их беспрекословно подчиняться. Они отошли в сторону.

Федька знал, что за ним стоит Надя и смотрит на него и что в один из этих дней ему придется доказать ей, что он – мужчина. Несмотря на все усилия, до сих пор ему это еще не совсем удавалось.

Он нагнулся над распластавшейся на снегу шубой и отогнул воротник. Да, это была белка, а на шее блестела золотая цепочка. Все они одинаковые, эти старые буржуи: верят они в Бога или не верят, монархисты они или республиканцы, но крестильного крестика, повешенного им на шею их матушкой, они никогда не снимают. А за золото Яков Яковлевич давал шоколадные конфеты, которые неизвестно откуда брал. Федька любил шоколадные конфеты.

– Ну, что, дедуля, – сказал он, сплюнув через дырку с той стороны, где у него не хватало зуба, – как здоровье? Неважно, да? Старость не радость, как говорят? Погодь, щас мы все устроим. Ну, а политикой-то ты хоть доволен? Да? Жить в России становится все лучше, а? Лучше, ну, ты, дерьмо собачье?!

Федька взглянул через плечо на Надю, которая, сложив ручонки, просто умирала от нетерпения.

Лежа на снегу, Петр Петрович выпученными глазами смотрел на кривлявшуюся над ним мальчишескую физиономию. Очень милый мальчик, вот только рук его ему не было видно. Ему вспомнилось, каким он сам был когда-то.

– Послушай-ка, мальчуган, – пролепетал он, – ты же видишь, я старый. Помоги мне встать. В наше время нас учили старым помогать.

Федька расхохотался.

– Времена изменились, дедуля. Ты разве не знаешь?

Тут стало видно, что у него в руках. Это была доска, утыканная большими гвоздями. Остальные мальчишки были вооружены таким же образом.

– Валяй, ребята, – крикнул Федька. – Он ваш. Только – слышь? – бить по голове, чтоб шубу не попортить.

Ангел ищущий

Посвящается Софи-Лоранс Руа

Возложенная на него миссия была наиважнейшей во все времена от сотворения мира. А если по правде, то и до сотворения мира.

Он располагал неограниченным полем действия: все планеты, все светила, все миры, созданные и не созданные, современные или будущие, реальные или потенциальные, все исторические эпохи, сложившиеся и те, которым еще предстояло сложиться.

Ничто не должно было ограничивать его исследований – ни время, ни пространство, ни бесконечное множество вариантов.

Лишь бы не была попрана свобода той, которую заинтересует его предложение.

Но вот составлены досье, собраны сведения из наилучших источников, проанализированы, перетасованы, классифицированы, занесены на карточки. Ему подумалось, что там, наверху, явно переоценили сложность его миссии; ему показалось, что у него теперь появятся трудности с выбором.

Но он быстро понял, что ошибался.

Из тех, что хотели, ни одна не могла, а из тех, что могли, ни одна не хотела.

Читаные-перечитаные карточки подходили к концу. Он остановил свой выбор на одном из немногих пространственно-временных континуумов, которые еще оставались у него в запасе.

* * *

Леди Меган блистала в этом сезоне. Под ее светящейся кожей текла чистейшая голубая кровь, доставшаяся ей от отца-нормандца, а белокурые косы, уложенные короной на голове, отливали медью, точь-в-точь как у матери, передавшей ей эту наследственную ирландскую рыжинку. Леди Меган была гибкой и стройной, она в совершенстве пела и танцевала, играла на арфе и писала маслом, при этом без тени претенциозности. Ни отец ее, ни мать, ни гувернантка, ни горничная, ни подруги по пансиону никогда не могли пожаловаться на нее ни по какому поводу, а преподобный, раз в неделю отправлявший культ перед священным деревом Иггдрасиль[21]в присутствии представителей лучших семейств, не мог упрекнуть свою юную прихожанку ни в чем, кроме, разве что, излишнего рвения в ее отношении к религии.

Было у леди Меган еще одно качество, которое она старательно скрывала, боясь прослыть синим чулком: ее незаурядный ум, питаемый ученостью, которой могло бы позавидовать немало мужчин, в том числе знаниями по медицине – науке, которой она особенно увлекалась, соблюдая при этом надлежащую тайну.

Как только леди Меган была представлена ко двору королевы, весь Лондон оказался у ее ног, а поскольку в те времена Лондон был столицей империи, имевшей свои владения на пяти континентах, леди Меган оставалась в течение некоторого времени самой известной девушкой в мире.