Книга Скала Таниоса - Амин Маалуф

Два других подарка предназначались пасторским ученикам. Для Таниоса «великолепная перламутровая чернильница, которую он тотчас прицепил к своему поясу». А для Раада, у которого уже имелся золотой письменный прибор, только он его, выходя из школы, старательно прятал, боясь, как бы кто не вздумал шушукаться, что, мол, шейх, видать, смирился с положением секретаря, — «охотничье ружье дальнего боя, марки „Фэрзис“, оружие, достойное королевской охоты, — которое его отец поспешно ухватил, взвешивал на ладони, жадно гладил — возможно, это скорее ему, а не его сыну следовало преподнести такой подарок: и он был бы доволен как нельзя больше, и оружие попало бы в более надежные руки».

Ничего пророческого в этой фразе, разумеется, не было, а все-таки она заставляет призадуматься ныне, когда уже знаешь, какая беда притаилась в стволе того ружья.

* * *

«Консул» прибыл в субботу после полудня, и шейх предложил ему и его свите переночевать в замке. Поселянки усердствовали, готовя самые изысканные блюда — Вуд находит доброе слово для шейки ягненка и с сугубой похвалой вспоминает «кебаб с бергамотом», что, несомненно, объясняется удивлением, ибо если кухне Предгорья хорошо знакомо толченое мясо с померанцем, то бергамот там неизвестен. Английский эмиссар примечает между делом, что шейх Франсис усмехнулся, позабавленный тем, что гость подливает воду в вино…

Назавтра после краткой дружеской беседы в айване, с видом на долину, попивая кофе и закусывая сушеными фруктами, владетель Кфарийабды попросил у англичанина позволения оставить его на час.

— Сейчас начнется месса. Не пристало мне так покидать своего гостя, но Бог за два последних дня явил нам такую милость, он почти что совершил чудо, и я должен возблагодарить его.

— Если вы не сочтете это неуместным, я пойду с вами…

Вместо ответа шейх ограничился улыбкой. Сам он здесь ничего неуместного не усматривал, но опасался, как бы буна Бутрос не учинил скандал, если он заявится в церковь в обществе англичанина.

Кюре и впрямь ожидал их у входа в здание храма. Изрек учтиво, но твердо:

— Наше селение благодарно вам за все, что вы для нас сделали. Вот почему, если вы соблаговолите оказать мне честь, посетив меня, двери моего скромного жилища — там, позади — открыты, и моя супруга уже приготовила для вас кофе. Она составит вам компанию, так же, как мой старший сын, пока я не закончу служить святую мессу. Потом я к вам присоединюсь.

При этом он покосился на шейха, как бы говоря: «Видишь, я так любезничаю с твоими английскими друзьями, что дальше уж некуда!»

Но консул на своем сомнительном арабском заявил:

— Нет надобности так особенно печься обо мне, отец мой, я сам католик и отправлюсь к мессе вместе с другими верующими.

— Англичанин — и католик? Вы просто восьмое чудо света! — не удержался буна Бутрос.

И только потом предложил гостю войти в храм.

Послать в их католический край эмиссаром ирландца — здесь сказалась чрезвычайная предусмотрительность лорда Понсонби, горцы долго потом восхищались такой ловкостью «этих чертовых англичан».

III

В ту ночь патриарх заснул, как выражаются в Кфарийабде, «без задних ног», и молитвы, что он бормотал, были чужды христианского милосердия: он низвергал в геенну огненную столько душ и тел, что в пору полюбопытствовать, какому царству — небесному или совсем другому — он хочет услужить. Шейховы усы лишали его сна, словно репей, подброшенный на ложе прелата, и сколько бы тот ни вертелся, ни ворочался с боку на бок, они не переставали его колоть.

А между тем его могущество было при нем. Он являлся признанным посредником между эмиром, египетским генеральным штабом, французскими дипломатами и первейшими властителями Горного края, опора коалиции, а также и ее костоправ, ведь ей без конца приходилось сращивать переломы. Консул Франции полагал, что Мехмета-Али, этого «восточного деспота, который корчит из себя реформатора, только бы провести добросердечных европейцев», повесить мало, а когда спрашивали, какого он мнения о де Сэве, его бывшем соотечественнике, он отвечал: «Сулейман-паша? Этот верно служит своим новым хозяевам», — и нос у него весьма выразительно морщился при этих словах. Что до эмира, он с тайным злорадством взирал на невзгоды своих египетских покровителей, которые чуть ли не в открытую говорили о нем: дескать, он остается их надежным союзником до той поры, пока палатки их войск раскинуты под окнами его дворца.

Порой у патриарха возникало ощущение, что он держит эту колченогую коалицию на собственных плечах, и во всем Предгорье его уважали, подчас даже благоговели. Не было такой двери, что не открылась бы перед ним, и не было привилегии, в которой ему бы отказали. Всюду, но только не в моем селении. В Кфарийабде даже кюре и тот его ни в грош Не ставил.

Итак, ночь патриарха прошла беспокойно, однако же на заре он, видимо, почувствовал себя увереннее.

— Я сумею заставить их раскаяться, — пообещал он церковному служителю, когда тот помогал ему одеться. — Они падут к моим стопам подобно тому, как серебряная монета упадает в церковную кружку для пожертвований. На всякую болезнь есть свое лечение, а у меня найдется такое, какое требуется им.

Спустя несколько дней посланец Великого Загорья прибыл в замок с известием, что бабушка Раада умирает и хочет повидать его. Шейх не пытался воспрепятствовать этой поездке, напротив, он, увидев в ней повод для примирения с семейством жены, отправил с сыном письмо, полное добрых пожеланий, писанное рукой Гериоса, и несколько скромных подарков.

Если бабушка и умирала, она это делала без малейшей торопливости. О ее кончине «Хроника» сообщает лишь сто тридцать страниц — и семнадцать лет — спустя, ей тогда будет семьдесят четыре. Впрочем, не важно: внука-то она и впрямь хотела повидать. Но кто особенно настаивал на приезде Раада, так это патриарх. Он намеревался сообщить ему нечто весьма серьезное.

Их беседа началась как детская загадка на уроке закона Божьего.

— Если бы ты был рыцарем Спасителя нашего и внезапно оказался пленником в жилище Сатаны, что бы ты сделал?

— Я бы постарался бежать, но сначала бы все там разрушил, камня на камне бы не оставил!

— Воистину прекрасный ответ, достойный настоящего рыцаря.

— И я бы истребил Сатану со всеми чадами его!

— Не стоит чрезмерно обольщаться, шейх Раад, убить Сатану не дано ни одному смертному. Однако можно внести разлад в его обиталище, подобно тому как он вносит хаос в наши дома. Но твое рвение мне по душе, я вижу, что могу положиться на тебя, и уповаю, что вера и прирожденное благородство вдохновят тебя в твоих действиях так же, как только что — в речах.

Взяв мальчика за обе руки, прелат прикрыл глаза и забормотал длинную молитву. Раад не понял в ней ни слова, но ему показалось, будто ноздрей его коснулся запах ладана. Комната была без окон, и в ней царили потемки, лишь от седой бороды патриарха исходил слабый свет.