Книга Семья как семья... - Кара Уилсон

13

Иветт разбудил телефонный звонок, и несколько секунд она гадала, кто бы это мог быть. Не так давно ей бы и в голову не пришло раздумывать по такому поводу, она просто сняла бы трубку. Но сейчас, в сладостный момент между сном и пробуждением, неожиданный звонок только рассердил ее.

И, увы, ей не удалось сохранить безмятежность, заботы наступающего дня захватили ее, окончательно прогоняя сон, и вся тяжесть реальности обрушилась на нее. Иветт резко упала на подушки. После возвращения из Олтамахо она избегала разговаривать с кем бы то ни было и, поскольку догадывалась, что скорее всего звонит Мэдж или мать, то позволила себе оставить звонок без внимания.

Наконец телефон умолк. Иветт вздохнула с облегчением, протянула руку и повернула к себе будильник, стоящий на тумбочке у кровати.

Хотя какая разница, лениво думала она, который час. Может, половина десятого, может, половина одиннадцатого… Какое это имеет значение? Мне незачем вставать.

Закинув руки за голову, она скользила глазами по спальне. Чудесная комната, особенно в этот ранний час, когда солнце заливает стены ровным шафрановым светом. В погожие дни — окна выходили на восток — Иветт любила понежиться в постели, следя за лучами солнца и слушая пение птиц. Она не забыла, как радовалась, когда ей удалось отыскать и купить именно эту квартиру. Она придирчиво выбирала обои и мебель…

Когда они с Диком поженились, Иветт хотела продать квартиру, но Мэдж убедила ее не делать этого. «Недвижимость — лучшее вложение денег», — сказала тогда подруга, предпочитая не выдавать свои опасения по поводу будущего Иветт. «Оставь ее, — говорила Мэдж. — пусть у тебя будет собственное гнездо». И теперь Иветт была благодарна подруге за совет.

Тем не менее ее раздражало, что Мэдж предвидела все наперед. Ведь когда Иветт позвонила ей с Ямайки и сообщила, что собирается в Олтамахо, Мэдж немедленно предупредила о возможных последствиях.

Да, я действительно оказалась слишком ранимой… Иветт вздохнула и перевернулась на живот, зарываясь лицом в подушку и моля о забвении. Но оно не приходило, в голове роились тревожные мысли.

Вспоминая, как они с Диком занимались любовью на берегу реки, Иветт задавалась вопросом: хочет ли она восстановить расторгнутый брак? Мимолетное счастье едва ли имело какое-то значение. Хотя, если бы она не спровоцировала Дика заняться с ней любовью, то вряд ли избавилась от чувства вины перед ним, которое не давало ей покоя последнее время. И стоит ли называть их мимолетное единение любовью, если Дик хотел физического удовлетворения, и только.

Да и случилось все только потому, что она сама спровоцировала эту ситуацию, что уж греха таить! Соблазнить-то она Дика соблазнила, но вот ее достоинство пострадало. Несомненно, единственное чувство, которое Дик сейчас испытывает по отношению к ней, — презрение.

Но могла ли Иветт в тот момент думать о том, какова будет реакция Дика, когда его желание будет удовлетворено? Конечно, нет. Он тоже не мог в тот момент контролировать свои чувства. Жажда обладания, обоюдная страсть — все это заставило его действовать вопреки рассудку.

Вспоминая, как они отдавались друг другу на пляже, Иветт часто спрашивала себя, имели ли бы их отношения продолжение, если бы не появился Том. Возможно, им удалось бы спасти остатки своего потерпевшего крушение прошлого…

Как бы то ни было, Том в определенном смысле опоздал, с усмешкой подумала Иветт. Он появился слишком поздно, чтобы помешать старшему брату поддаться минутной слабости. И этого Дик тоже не простил Иветт.

Как выяснилось, Том разыскивал брата не с целью пошпионить за ним, а потому что у их отца случился удар. Джона отвезли в больницу в Дариене. Больного навещали все члены семьи, кроме, разумеется, Иветт. Дик, как и подобает любящему сыну в минуты скорби, держался рядом с матерью, а Иветт не просто избегал — не подпускал к себе.

Но Иветт слишком хорошо знала своего бывшего мужа, чтобы понять, что он просто выполняет сыновний долг, и больше по отношению к матери, чем к отцу. Она чувствовала, что Дик все еще не простил отца за то, что случилось с Андре, и между ними по-прежнему зияла страшная пропасть отчуждения.

Надежды, что смерть Джона Доула может привнести какие-то изменения в ее отношения с Диком, у Иветт почти не оставалось. И тем не менее она понимала, что, прежде чем уехать, обязана сделать еще одну попытку примирить отца с сыном.

Иветт обещала Джону поговорить с Диком, и, если старик умрет, она будет винить себя всю оставшуюся жизнь, что не сделала всего, от нее зависящего, чтобы помирить мистера Доула со старшим сыном.

Вот почему накануне своего отъезда из Олтамахо Иветт решила поговорить с Диком в последний раз. Она не хотела больше оставаться здесь, поскольку это не имело смысла. Дик откровенно игнорировал ее, Элис смотрела на нее невидящими глазами. Даже Лиз была так расстроена состоянием отца, что для общения с Иветт у нее не оставалось времени: девушка не отходила от постели больного и со страхом ждала его кончины.

Решив объясниться с Диком, Иветт перед предстоящим разговором собрала волю в кулак. Она нашла Дика в кабинете, разбирающим груду счетов. Иветт на секунду замешкалась в дверях, украдкой проверив, все ли пуговицы ее наряда застегнуты. В свой последний вечер пребывания в Олтамахо она надела легкое платье весьма консервативного покроя, чтобы Дик, не дай бог, не подумал, будто она снова вознамерилась соблазнить его.

Он упорно делал вид, что не замечает присутствия Иветт, пока она не окликнула его:

— Ричард!

Только тогда он соизволил оторваться от бумаг и поднять глаза. Иветт вздрогнула, увидев в них неприкрытую враждебность. Если у нее и оставались какие-то сомнения по поводу чувств Дика к ней, то сейчас они бесследно исчезли. Все ясно, с горечью подумала Иветт. Он ненавидит меня и даже не старается скрыть это. Она хотела уйти, и уже повернулась, но раздумала.

Решимость выполнить данное умирающему старику обещание заставила Иветт остаться стоять там, где она стояла. Дик сколько угодно может ненавидеть ее, но она его любит и не допустит, чтобы Дик проклинал ее до конца своих дней. Ведь в конце концов черная кошка пробежала между ним и отцом по ее, Иветт, вине.

— Я могу поговорить с тобой? — откашлявшись, осведомилась Иветт.

— О чем?

Голос Дика был холоден, и ее охватило ощущение полной безнадежности.

— Я просто хотела сказать тебе, что завтра утром уезжаю, — робко сказала она.

Дик вдруг резко поднялся из-за стола и переспросил:

— Уезжаешь?

Если бы Иветт не видела его лица, то интонация могла бы ввести ее в заблуждение — столько горечи сквозило в его тоне, он явно был не готов к подобному заявлению с ее стороны.

— Д-да, — запинаясь, подтвердила она и несмело шагнула в комнату. — Я не могу оставаться в Олтамахо до бесконечности, понимаешь? Да и ты не можешь больше притворяться, что мое присутствие тебе приятно.