Книга Алые губки - мягкий дурман - Марина Серова

— Я решил обосноваться в Москве насовсем, а потому продать тарасовскую квартиру. Похоже, с этого-то все и началось, — рассказывал мне Буренков. — Я не делал из своих планов секрета, поэтому в ресторане, где я сейчас работаю, многие знали, что я собираюсь в Тарасов. Слухи дошли до самого хозяина, которого я за год всего пару раз и видел. Федор Григорьевич позвал меня к себе и попросил выполнить его просьбу. Он даже пообещал повысить мне зарплату, то есть сказал, что в долгу не останется, и поинтересовался, сколько я получаю.

— Интересный у тебя хозяин! — заметила я. — Какая у тебя зарплата, он не знает, а что ты собираешься ехать в Тарасов, знает.

— Да, мне бы сразу заподозрить неладное, но я согласился. Точнее — не смог отказать…

— Витя, попробуй вспомнить дословно весь ваш разговор. Важны любые детали, даже интонации его голоса, — пояснила я.

— Да, Танюша, теперь я понимаю. Так вот, я помню — пока мы говорили, в глазах хозяина было какое-то лукавство. А говорил он очень мало: мол, случайно услышал, что я собираюсь на несколько дней в Тарасов, поэтому мог бы попутно выполнить его совсем пустяковую просьбу. А суть его просьбы заключалась в том, чтобы сопроводить из Тарасова в Москву мягкую мебель «Нинель». — При этих словах я чуть не споткнулась на ровном месте и едва не выкрикнула вслух радостное восклицание.

Теперь отдельные фрагменты стали выстраиваться в единый событийный ряд. Получалось, что, занимаясь проблемами Буренкова, я ничуть не отвлекаюсь от своего основного дела.

— Неужели москвичам нравится наша мебель? — спросила я с легким удивлением, решив, что еще не время раскрывать Витьке свои карты.

— Не знаю, меня этот вопрос не касается, — ответил он. — Федор Григорьевич дал мне пакет для директора фабрики «Нинель». Я должен был в среду поздно вечером передать его Вахрушеву и сразу же выехать с мебелью в Москву. Точнее — за мебелью… Мой хозяин думал, что я поеду в Тарасов на поезде, а оттуда на грузовой машине с мягкой мебелью. Но я сказал, что еду на своей «десятке», потому что мне надо захватить отсюда кое-какие вещички. Это обстоятельство очень не понравилось Федору Григорьевичу, он сказал, что подумает, и отпустил меня. Но через час снова вызвал и согласился, чтобы я ехал за его мебелью на своей машине…

— Погоди, а чья грузовая машина? — уточнила я. — У фабрики «Нинель» свой транспорт или ты должен был нанять перевозчика?

— Наверное, транспорт фабрики, меня им не озадачивали. Сказали, что все без меня загрузят, мне надо будет только присмотреть за мебелью по дороге, показать документы гаишникам на трассе, если понадобится, а в Москве нас должен был встретить какой-то человек. И все.

— Как все? — удивилась я. — Так-так, погоди… Ага, а в Тарасове, я так понимаю, события пошли по другому сценарию.

— Да. Но я, наверное, в этом сам виноват. Я не стал дожидаться среды.

— Почему? — задала я вполне резонный вопрос.

— У меня сорвалась продажа квартиры. Да, я не сказал тебе, что встретил в Москве своего одноклассника, он сейчас риелтором заделался. Не в столице, конечно, а здесь, в Тарасове. Я попросил его заняться продажей моей квартиры. Он мне позвонил и сказал, что нашел хорошего покупателя. В понедельник после того, как мы с тобой случайно встретились, а потом расстались, я поехал к Сашке в контору. Там он мне сказал, что сделка сорвалась. От него я прямиком отправился на фабрику «Нинель», решив, что день недели, когда передать директору пакет, не имеет никакого значения.

— И что же, тебя пустили на фабрику? — поинтересовалась я.

— Ты спрашиваешь так, будто знаешь, что меня туда не пустили, — с недоверием проговорил Буренков.

— Нет, я это только предполагаю, — мгновенно нашлась я. — Тебя же ждали в среду, а вчера был понедельник. Послушай, Витя, может, посидим в кафе у пруда? Если честно, то я проголодалась.

— Ох, Танюша, если бы ты знала, какой я вчера хотел банкет закатить по случаю продажи моей квартиры и нашей случайной встречи!

— Но это же взаимоисключающие вещи! — засмеялась я. — Если ты продаешь квартиру, значит, сжигаешь за собой все мосты, и я остаюсь здесь вне твоей досягаемости. Так что закатывать банкет по поводу нашей случайной встречи ни к чему!

Я говорила об этом легко, без всякой обиды на Буренкова. Теперь я знала точно, что все личное между нами осталось в далеком прошлом. Я не была уверена в том, что Витька понимал, каков характер наших теперешних отношений: он стал для меня ценным свидетелем в моем расследовании, а я для него была просто счастливой находкой, так как взялась вытащить его из переделки «за бесплатно». Ужин в летнем кафе городского парка — это все, на что Буренкову надо было раскошелиться.

Он долго изучал мятый листок с меню и критически качал головой. Когда нам принесли салат под названием «Гнездо глухаря», люля-кебаб и картофель-фри, мне все это показалось безумно аппетитным, а Витька тяжело и разочарованно вздохнул. Конечно, профессиональному повару, работающему теперь в московском ресторане, угодить трудно.

Буренков больше раскрывал рот для того, чтобы рассказывать мне о дальнейшем развитии событий вчерашнего вечера, чем для того, чтобы отправлять в него содержимое одноразовых пластиковых тарелок. А я успевала все: кушать, слушать и задавать вопросы.

— Значит, если бы директор фабрики случайно не оказался на проходной, то охранник тебя выпроводил бы, даже несмотря на то, что ты приехал из Москвы и имел при себе пакет для Вахрушева? — разложила я по полочкам факты из сбивчивого рассказа Витьки.

— Да, именно так. Директор стоял за углом и услышал нашу перепалку. Я едва не двинул охраннику по морде, потому что он разговаривал со мной так, как будто я пришел на фабрику за милостыней. Вахрушев появился передо мной в самый последний момент, взял пакет и небрежно заявил, что ждет меня в среду в десять вечера. Я спросил его, нельзя ли ускорить отгрузку, а он посмотрел на меня как на идиота и поднялся по лестнице наверх.

— Витя, а ты случайно не знаешь, что было в том пакете? Может быть, ты полюбопытствовал, а?

— Нет, — ответил Буренков. — Мне это даже в голову не приходило. Но я так думаю, что там были деньги. Я и испугался, что он деньги забрал, а мебель мне не отдадут.

— Правильно испугался, — согласилась я. — Ну а что было потом?

— Потом я снова пытался объяснить охраннику, что мне надо либо забрать пакет, либо мебель, но он не слушал мои доводы. Потом ему кто-то позвонил по телефону, и он выставил меня из проходной. Я вернулся домой в жутком настроении. Сделка с квартирой провалилась. Сашка дал мне газету «Квартиры Тарасова», я просмотрел ее и понял, что предложений продать такую квартиру, как моя, — море, причем не по такой уж и дорогой цене, а желающих купить намного меньше. О фабрике «Нинель» я совсем не хотел думать. Я понял, мне не остается ничего другого, как ждать позднего вечера среды. Потом я стал разыскивать тебя, а твой сотовый не отвечал, дома тебя тоже не было…