Книга Надкушенное яблоко Гесперид - Анна Бялко

Собственно, в этом месте ход ее мыслей плавно изменился, и вместо концентрации на выборе нужных туфель – хотя она честно продолжала аккуратно вставлять ногу в предлагаемые ей продавцом варианты и сосредоточенно топать каблуком – потек в ставшем почти привычным за последние дни направлении князя. Точнее, не столько собственно князя, сколько его, князя же, к ней отношения.

– Конечно, я ему нравлюсь, потому что стал бы он иначе... – Нет, эти мне не подходят, нужно на полномера меньше, и я просила темно-синие, а не черные, – Стал бы он иначе приглашать меня на все эти приемы. Так уж прям ему пойти не с кем, и в театр тоже. Да и я... То есть мне, он, конечно, очень симпатичен, потому что почему бы и нет, но ничего такого... – Да, эти я, пожалуй, возьму. Дайте, пожалуйста, вторую примерить. – Ничего такого тут нет и быть не может, потому что я... Потому что мы с Сашкой... В общем, ничего такого мне не нужно, и вообще противно... Да так ли уж противно? – честно спросила она сама себя, одновременно говоря вслух продавщице, чтобы выписывала туфли и направляясь к кассе.

– Да нет, пожалуй, так чтоб совсем противно, такого, наверное, нету, – продолжала она рассуждать в ожидании, пока кассовый аппарат разбирался с ее кредиткой. – С другой стороны, чего я рыпаюсь, он же, то есть князь, а не Сашка, мне ничего и не предлагает... Стоп-стоп-стоп, – Ирина взяла пакет с коробкой и задумчиво направилась к выходу. – Он же за мной ухаживает, это-то ясно... И я ему нравлюсь, да. Но вот такого, чтоб противно... Никаких намеков, никаких поползновений... Да он вообще до меня не дотрагивается... Хотя, пожалуй, мог бы... Я бы, может, и не брыкалась бы особо... Но мне, среди прочего, нравится это тоже, – решила она, уже садясь в свою машину. – Да. Потому что благородный человек, и во мне видит прежде всего человека, а не то, чтобы только за жопу хватать. Потому что это духовное общение, – хмыкнула она, заводя мотор и подмигивая себе в зеркало заднего вида. – Но эту сову, мы, пожалуй, в ближайшее время слегка разъясним.

Когда князь Илья поднялся за ней в квартиру – на прием они должны были ехать вместе, потому что только машина князя могла быть пропущена на территорию посольства, а он, как подобает джентльмену, наотрез отказался от идеи встречаться где-то в городе, да Ирина не слишком уж и настаивала, не желая прыгать по мокрому снегу, пересаживаясь из машины в машину, в платье до полу и шелковых туфлях на шпильке (идею ограбления князем ее квартиры она давно не только отвергла, но даже успела поделиться ей с самим князем – при случае, в порядке юмора и смеха, а также с тайным намерением разговорить последнего на тему его истинных намерений. Князь, впрочем, смеялся как-то не очень, но и на провокацию не поддался, изящно уведя разговор в сторону). В общем, адрес был выдан и время назначено, и секунда в секунду Ирина при полном параде, то есть в платье, шали и на каблуках открывала князю дверь так и неограбленной им квартиры.

Князь вошел, одарил, как и полагается, Ирину заслуженным комплиментом по поводу ее наряда, выслушал не менее заслуженный ее ответный панегирик – князь был в настоящем фраке, и фрак этот шел ему совершенно чертовски неприлично, что Ирина, собственно, ему и сказала. После чего, как фокусник, извлек откуда-то – у фраков, насколько Ирине было известно, карманы не предусмотрены, а вошел князь с пустыми руками, но тем не менее, в руках у него внезапно возникла из ниоткуда яркая оранжевая коробка, перевязанная коричневой ленточкой, которую он протянул Ирине со словами:

– Я внезапно тут осознал, что прием Рождественский, и, поскольку я и так вам ужасно обязан, и был формальный повод... В общем, это Вам – со всею моей признательностью... Не откажитесь принять...

Князь был настолько выспренне-вежлив, и одновременно так искренен, что всю тираду можно было бы, при желании, принять за определенный издевательский стеб, но Ирина, во-первых, успела за время знакомства попривыкнуть к этой его манере, а во-вторых, отлично знала, что именно может лежать в оранжевой коробке... Потому что только в такие и именно в такие коробки упаковывает свою продукцию небезызвестная фирма Гермес, а человек, который дарит тебе что-то от Гермеса, навряд ли имеет в виду поиздеваться над тобой... Сашка, по крайней мере, никогда не издевался, покупая ей там шарф по поводу какой-нибудь важной даты. В общем, промямлив какую-то приличествующую случаю благодарность, она торопливо, но бережно развязала шелковый бантик, подняла оранжевую крышку и только ахнула, глядя на роскошную кашемировую шаль – как раз такую, о которой могла бы мечтать сама, и к тому же в темно-синих тонах, то есть идеально подходящую к ее сегодняшнему наряду.

– Господи, Илья! Но это же... Вы сошли с ума... Это безумно дорого!

– Ирина, – голос князя прозвучал непривычно твердо. – При всем моем уважении, я не буду говорить с Вами о деньгах – ни теперь, ни после.

– Да, конечно... Спасибо огромное, но мне если честно, все равно неловко...

– И совершенно напрасно. Я Вам уже говорил, то одолжение, которое мне делаете Вы, поверьте, стоит гораздо большего. Кроме того, для меня это удовольствие само по себе... Вам ведь нравится?

– Очень! Просто ужасно! И к платью так подходит, потрясающе. Я бы сама лучше не выбрала! Как Вы догадались, я же не говорила, какого цвета платье?

– Я и не думал о платье, когда выбирал. Я думал, что пойдет Вам. А то, что она подошла к платью, только значит, что в этом месте наши представления совпадают.

– Все равно потрясающе. Я очень, очень Вам благодарна. Так мы идем?

Машина у Ильи неожиданно оказалась спортивная, совершенно не подходящая к его облику, маленькая и гладкая, как таракан. И сидеть, вернее, почти лежать в ней было достаточно неудобно, потому что коленки задирались куда-то едва ли не к потолку. Да еще к тому же князь оказался совершенно жутким водителем. То есть, вернее, водил он, наверное, как раз хорошо, даже, может быть, слишком хорошо – но ехать с ним было страшно. Он мчался с дикой скоростью, постоянно лавировал между рядами, втискиваясь даже в самую маленькую щель, бесконечно кого-то подрезал... Сашку за таую езду Ирина убила бы на месте. Она и при меньших нарушениях со стороны мужа вцеплялась в кресло и умоляла перестать. Но делать же замечания князю Ирина как-то стеснялась. В общем, одной радостью стало лишь то, что, при подобном режиме езды они действительно добрались до места в рекордно короткое время.

Прием, как и предостерегал Ирину князь, и в самом деле был достаточно скучным и невыразительным. Единственным развлечением за вечер для Ирины, познания которой во французском языке не далеко уходили за пределы фразы: «Месье, же нэ манж па сис жур», слабо подходящей к случаю, стало внимательное изучение туалетов приглашенных дам. К ее удовлеворению, ее собственный смотрелся на их фоне ничуть не хуже. Еще она наблюдала за князем, с которым первый раз была на людях, а не тет-а-тет, и ее приятно, хотя и не сильно – от князя можно было ожидать и не такого – удивила его востребованность в этом аристократическом и, по его собственным словам, достаточно постороннем обществе, а также та легкость, с которой он эту востребованность встречал. Она бы сама, например, даже при всех своих журналистских навыках, давно бы не выдержала и смылась куда-нибудь в буфет. Ну или, на худой конец, в дамскую уборную. Князь же, который был буквально нарасхват в этом, судя по всему, не таком уж все-таки постороннем ему обществе, не проявлял ни малейших признаков ни усталости, ни раздражения. Он искренне улыбался направо и налево, приветствуя многочисленных знакомых, и непрерывно говорил на великолепнейшем французском, в чем, впрочем, не было ничего удивительного. При этом, отдать ему должное, он не забывал про Ирину, не уходил от нее далеко, переводил ей по возможности отрывки светских диалогов и с удовольствием представлял ее каждому встречному: «Ирина Волгина, известной российский журналист». Все это было приятно, хотя в больших количествах несколько утомительно. Самым же ярким впечатлением от вечера – Ирина долго потом прокручивала его перед мысленным взором так и этак, ища и находя какие-то новые, дополнительные оттенки – было следующее. Когда они подымались об руку с князем по высокой лестнице, ведущей в собственно зал приема, и их силуэты вдруг выросли перед ними в зеркальной стене на площадке пролета, первой ирининой мыслью было, конечно: «Эта шаль абсолютно прекрасна и мне чертовски идет», но уже второй: «Мы с князем очень красиво смотримся вместе».