Книга За короля и отечество - Линда Эванс

— Благополучно. Спасибо за заботу. — Она коротко покосилась на Моргану. — Я часто переживаю из-за всего того, что выпало на твою долю, Моргана, по вине моей семьи. Ты тоже едешь на совет в Кэрлойл?

Моргана кивнула:

— Еду. Мои сыновья догонят меня там.

Ковианна тоже кивнула — наверное, решив, что пока шпилек достаточно.

— Я также сочувствую тебе в постигшем тебя горе… и рада тому, что за Анцелотисом есть кому ухаживать. — Она снова блеснула ослепительно белыми зубами. — Кстати, если уже на то пошло, я жду не дождусь новой возможности поучиться у Эмриса Мёрддина… если у него, конечно, найдется для меня время.

Ну, если вспомнить, каким болваном выставил себя Эмрис Мёрддин в прошлый раз, когда Моргана застала его в обществе Ковианны Ним, Моргана не сомневалась, что премудрый друид уж как-нибудь найдет время для урока… пусть ему даже придется пожертвовать для этого сном. Тем более что уж о сне мужчина в обществе Ковианны Ним наверняка думает меньше всего.

— Я не видела твоего племянника, Моргана, — заметила Ковианна, обводя взглядом залу, по углам которой продолжали кипеть серьезные споры.

— Медройта? Конечно, он здесь.

— Это я послал его, — снова вмешался Арториус. — С поручением к кавалеристам. Выделить охрану для сыновей Морганы.

— И как поживает сын Маргуазы? Я давно его не видела.

Моргана застыла, не в силах не то чтобы ответить — даже вздохнуть от ярости.

Арториус тоже побелел как мел.

— Мы не будем говорить об этой поганке-отравительнице! Пока я здесь — не будем!

Глаза Ковианны изумленно расширились.

Арториус с видимым усилием взял себя в руки.

— Ее казнили, покарав по заслугам, — а я не из тех, кто позволяет дурно говорить о людях королевской крови! Я не желаю, чтобы имя ее поминалось в моем присутствии. Тебе это ясно, Ковианна Ним?

Ковианна скромно потупилась под его испепеляющим взглядом; выражение лица ее, однако, скрывало больше, чем открывало.

— Прости меня, Арториус, — промурлыкала она с благостной томностью выпустившей когти горной рыси. — У меня и в мыслях не было ни оспаривать твои указы как дукс беллорума, ни высмеивать их. Просто Маргуаза значила многое и для многих. Я всего-то хотела спросить, здоров ли ее сын. В последний раз, когда я видела его, мальчик был совсем еще юн.

— Он до сих пор юн, — холодно произнесла Моргана, — хотя и не так юн, как тебе, возможно, кажется, — и вполовину не так заносчив, как его мать. Буду очень тебе признательна, если ты не будешь говорить с ним о моей развенчанной сводной сестре.

Синие глаза Ковианны вспыхнули затаенной ненавистью.

— Конечно, не буду, королева Моргана. — Она доплела свою толстую, медового цвета косу и встала. — Я покину вас на ночь. От Кэр-Удея до Кэрлойла путь неблизкий, и всем нам нужно выспаться перед дорогой.

Она попрощалась — почтительным кивком с Арториусом, чуть менее почтительным с Морганой — и вышла, подобрав подол платья, вновь провожаемая взглядами всех собравшихся. Моргана с трудом удержалась, чтобы не зашипеть от раздражения. Провести весь остаток пути в обществе Ковианны Ним? Она недовольно выплеснула остаток вина из кубка в огонь и встала.

— Как бы ни мерзостна была мне мысль о том, чтобы согласиться хоть в чем-то с этой тварью, она права: нам нужно выспаться. Вряд ли можно сделать для Анцелотиса более того, что я уже сделала, так что я, с твоего позволения, братец, пойду.

Арториус положил руку ей на плечо.

— Не давай ей язвить тебя так, Моргана. Она завидует — так ведь в том, что касается тебя, есть чему завидовать. И все же… Ты ведь знаешь, я не позволю, чтобы кто-либо причинил вред тебе или кому-то из твоих.

На глаза ее навернулись слезы.

— Знаю. И благодарна тебе за это.

Она поспешно вышла из залы, пока Арториус — или кто-нибудь еще — не заметил этих слез.

Глава пятая

Сознание возвращалось к Стирлингу медленно. В голове все еще крутилась последняя мысль, которую он помнил перед тем, как отключиться: вот бы это оказалось просто кошмарным сном…

К сожалению, запахи, звуки и прочие ощущения, доносившиеся до него со всех сторон, ничем не напоминали двадцать первый век.

Что ж, не повезло. Все было слишком реальным.

Стирлинг открыл глаза и обнаружил, что лежит ничком на меховом тюфяке, набитом соломой; он уже смутно запомнился ему по тем полным смятения минутам, что последовали за его прибытием в шестой век. Кто-то укрыл его еще одной шкурой вместо одеяла. Сон его представлял собой адскую смесь картин: конный бой, мужчины в кожаных доспехах поверх грубых шерстяных одежд, умирающие под ударами мечей; пылающий Белфаст, боевики оранжистов, хладнокровно стреляющие в женщин и детей; взмахи тяжелых копий, толпа мужчин с разукрашенными синей татуировкой лицами, наваливающаяся на упавшего всадника; брызги алой крови на грязном, истоптанном поле, на обшарпанном столе, на мостовой Клонарда…

Он отогнал от себя все эти угнетающие воспоминания и принялся осматривать помещение. Отделка стен оказалась качественнее, а потолок выше, чем он ожидал. Метра три на четыре в плане. Белый штукатурный потолок потемнел от копоти, источником которой были скорее всего несколько висевших по углам глиняных светильников. Фитили были прикручены, заливая комнату неярким золотистым светом. Пол был самый заурядный, каменный, — зато плиты его были подогнаны друг к другу с изрядной тщательностью. Известковая штукатурка на каменных стенах украшалась фресками со сценами охоты.

Стиль напомнил римские фрески, что его изрядно удивило. Во всем шотландском Лоуленде не оставалось памятников римской культуры; по крайней мере он ни о чем таком не слышал. Да, вдоль Стены Антония и хребта Гаск сохранились остатки небольших крепостей и сторожевых башен, и еще одна цепочка таких же протянулась вдоль Стены Адриана в пограничных графствах… но вилл, да еще с фресками… Такого он не помнил. Куда же он в таком случае попал?

Он все еще ломал голову над этим вопросом, когда проснулась та часть его раздвоенного сознания, которая принадлежала Анцелотису, — и сразу же попыталась разобраться с попавшим в его голову чужаком. После почти непроизвольной попытки позвать на помощь Анцелотис со Стирлингом достигли обоюдного соглашения не мешать друг другу учиться ходить. Дело в том, что первая попытка — при том, что оба решительно боролись за руль общего тела, — не позволила им одолеть больше двух шагов, после чего они оказались на полу. Падение было болезненным, зато сам каменный пол показался Стирлингу неожиданно теплым на ощупь.

Оба хором выругались вслух — замысловато и с чувством, один на этом бритонско-валлийском, другой на современном английском. Стирлинг сразу же спохватился и настрого приказал себе даже не думать на родном языке. Не мог же он позволить себе ляпнуть что-либо по-английски в присутствии посторонних. Конечно, так Седрик Беннинг нашел бы его быстрее и вернее, а союзник ему нужен очень и очень, — но ведь точно так же его может услышать и Бренна МакИген. И если Анцелотис и впрямь тот, о проживании в теле которого Стирлинг не мог думать без ужаса, и если Бренна МакИген и ее неизвестный союзник сунут ему нож под ребро, Стирлинг уж наверняка изменит историю…