Книга Гибрид - Игорь Беляев

Эники-беники ели вареники…

Биться об заклад дедушка отказался. Категорицки! И когда Юрка ушел домой, посоветовал мне не водиться больше с этим глупым мальчиком, который распространяет злостные слухи по всей Лосинке.

На следующее утро было как раз воскресенье. На небе ни тучки. И можно было ожидать гостей из Москвы.

Дядя Леня с тетей Ирой вряд ли соберутся. Все-таки Наташке только десять месяцев. И они специально поменяли свою однушку на Садово-Кудринской, на двушку в Сокольниках, правда, в деревяшке. Но для тети Иры с Наташкой главное — воздух. А воздуха в Сокольниках — хоть ротом ешь, как на даче. И ничего страшного, что с печным отоплением.

Пол-Москвы еще с печным отоплением. И у нас «голанка» из коридора топится. На Никицкой вообще — печка с изразцами.

Парочку раз съезжаю на своем велике от калитки к дому. С горки лететь хорошо, а потом его в горку на себе переть — пупок надорвешь! Можно даже грыжу заработать, как у бабушки Адельсидоровны.

Сейчас отдышусь и еще чего-нибудь придумаю.

Может, Аня приедет, а может, даже бабушка Лизаветниколавна. Она просто так не ездит! Я еще в прошлый раз намекал на самокат. Это ведь она подарила мне велосипед. Хто ж виноват, что у него теперь цепь соскакивает? Мы с бабушкой даже на завод ездили «к черту на кулички», на трех трамваях.

Теперь я расскажу, как это было на самом деле.

В проходной нас задержал минцонер с винтовкой.

— Чё надо? Пускать на объект без пропуска не положено.

Бабушка объяснила, что мы приехали на трех трамваях, чтобы поменять поломанный велосипед на хороший. Минцонер заявил, что мы чокнутые, но все-таки повертел ручкой от телефона и сказал в трубку:

— Позови Фимыча! Сама дура! Тут одна гражданочка сообчает о вредительстве…

Через несколько минут в проходную примчался Колобок, который представился главным инженером передового социалистического предприятия.

— Михаил Ефимович, с вашего разрешения.

— Елизавета Николаевна. Если нужно, могу показать паспорт.

— Паспорт не надо, — заявил Колобок. Так какие у вас претензии, гражданочка, к нашему передовому социалистическому предприятию?

Бабушка сказала, что к передовому социалистическому предприятию у нее нет никаких претензий. Просто она купила внуку в подарок велосипед, а у него сразу стала соскакивать цепь.

Колобок стал внимательно рассматривать мой велосипед.

— Ну и когда был приобретен этот экземпляр?

У нас на счастье оказался чек из магазина, потому что моя бабушка никогда ничего не выбрасывает. Толстый дядька рассмотрел сначала чек, а потом набросился на меня:

— Расскажите нам, молодой человек, как вы занимались вредительством и ухитрились сломать это замечательное изделие нашего завода?

А я никаким вредительством не занимался, просто один раз чикнулся об стенку во дворе, когда соревновался с мальчиком, у которого был велосипед американский, со свободным ходом и тормозом на руле.

Может, и не надо было это рассказывать? Но не мог же я соврать, да еще при бабушке?!

Дядьке явно понравился мой рассказ. Он сразу повеселел от удовольствия!

— Вот видите, мадам, ребенок сам сознался. Обратите внимание — без всякого насилия с моей стороны. Какой воспитанный, хороший мальчик! Но менять ваш велосипед на новый, к сожалению, оснований нет. Попробуйте обратиться в мастерскую, хотя наша конструкция не рассчитана на то, чтобы врезаться в стенку. Надо внимательно читать инструкцию.

Нам с бабушкой сразу стало стыдно, что мы даже не заглядывали в инструкцию, но главный инженер вдруг смилостивился и пригласил нас посмотреть, где делают не только велосипеды для маленьких, но и мотоциклы для больших.

— Мне што. Мне плювать, — выговорил минцонер.

— Пропустить! — скомандовал Колобок. И нас пропустили.

Так я впервые в своей жизни увидел передовое социалистическое предприятие… Станки грохотали. Люди бегали как очумелые. В углу блестела стайка синеньких велосипедов, как две капли воды похожих на мой зелененький. И цепь у них, наверное, не соскакивала…

Мы думали с бабушкой, а вдруг главный инженер раздобрится, как в сказке бывает, и поменяет наш велосипед на новенький. Но Колобок не раздобрился.

Пришлось нам ехать обратно на трех трамваях с поломанным велосипедом.

«Несолоно хлебавши» — как сказала тогда моя любимая бабушка.

А для меня этот день остался на всю жизнь, потому что настоящий завод это тебе не сказка про тысячу и одну ночь. Но тоже страшно очень…

Вот бы искупаться сейчас на Яузе! Да разве их уговоришь? Нальет Адельсидоровна воду из колодца в ванночку. Брызгайся на здоровье. Но я уже не такой маленький. Пора и плавать учиться. Вот если бы на даче жила не Адельсидоровна, а Лизаветниколавна, она бы меня обязательно окунула в речку. А так жить — одна скукота!

И в этот момент примчалась моя дорогая мамочка на дяди-Лениной «эмке». Она была такая бледная, с ненакрашенными губами. Мама сказала, что началась война и нам надо быстро-быстро собираться в Москву.

Азохенвей

— Вот видишь, дедушка, а ты говорил… — победоносно заявил я.

Адельсидоровна стала причитать и плакать:

— Азохенвей! Азохенвей! Какой колоссальный ужас!

Дедушка сказал, что быть этого не может, потому что в газетах написано…

— Да перестаньте вы с вашими газетами! Вечно вы говорите какие-то глупости! По радио уже сообщили. Собирайся немедленно! Машина ждать не может.

Я первый раз видел такую маму. Она… накричала на дедушку.

Азохенвей, ахала бабушка, азохенвей…

Только я не понимаю, почему такой колоссальный «азохенвей»?

Ведь бабушка сама рассказывала, как в прошлую войну пришли в Минск немцы, был полный порядок. Евреев даже пальцем не тронули.

Нет, вы только послушайте, как говорила моя бабушка Адельсидоровна еще неделю тому назад:

«…Перестаньте сказать плохо про немцев. Это очень культурная нация. А вот когда они ушли, тут же город схватили поляки. Начались форменные погромы и ужасное насилие. Вы знаете, я сама выросла в Варшаве и до шестнадцати лет понятия не имела ни одного слова по-русски. Но там, на Ерусалимских аллеях, были одни поляки, а здесь уже другие.

…Когда начался обстрел, мы спустились в подвал нашей фабрики. Вдруг заходят к нам два солдата и такой молодой элегантный офицер. Он посмотрел на нас во все глаза и скомандовал: „Проше, пане, злато!“

Моя мама прекрасно говорила по-польски и объяснила этому офицеру, что с нами нет никакого золота. Тогда тот элегантный негодяй (тут моя воспитанная бабушка жутко ругается по-польски) берет пистолет и стреляет в потолок. Пах! Пах!..