Книга В Сырах - Эдуард Лимонов

Одной из последних связных фраз, произнесённых Гете на смертном одре была следующая: «Посмотрите, какая прелестная женская головка в чёрных локонах на чёрном фоне». Через несколько вздохов Великий старец скончался. Вероятнее всего, он увидел перед последним вздохом Троянскую Елену, Грэтхен, ведь по традиции — German blond. А может быть, ему предстала такою смерть? Ведь она тоже дама.

В значительной степени «Фауст» — это метафизическая автобиография Гёте. Правда, плюс ещё многие неосуществившиеся желания и стремления. В последних сценах второй части Фауст возглавляет огромные работы по отвоёвыванию у океана болотистой затопляемой низменности. Министру копей и путей сообщения Веймарского правительства было не сложно писать о больших работах. Кто, как не сам Гёте в Германии его времени, заслуживал звания Сверхчеловека! Это общепризнанно великий человек, авторитет своего времени, «олимпиец». Он, выпутавшись из своих страстей, после путешествия в Италию, приближаясь к сорока годам, обрёл олимпийское спокойствие, невозмутимую детскую радость жизни. Одновременно с мудрым пониманием её ограничений приобрёл взгляд на человечество сверху, присущий только очень Великим людям. Обрёл высшую ментальность смертного Бога, Сверхчеловека. Само это слово, кстати, впервые употребляется в его современном смысле именно в «Фаусте» в 1-й сцене.

Дух Земли, после того как Фауст в страхе отпрянул от него, закричав: «Уйди, твой вид невыносим!» — отвечает Фаусту так

Дух:

Не ты ли сам желал с тоской упорной

Увидеть лик, услышать голос мой?

Склонился я на зов отважный твой —

И вот я здесь! Но что за страх позорный,

Сверхчеловек, тобою овладел?

. . . .

Фридрих Ницше лишь через полстолетия напишет «Так говорил Заратустра».

В начале XXI века я бродил по старым красным (!) полам, в них щели, и вата из щелей, рабочего дома в Сырах на Нижней Сыромятнической улице, построенного для социалистических пролетариев завода «Манометр» в 1924-м далёком году, и с наслаждением думал, думал, думал об Иоганне-Вольфганге Гёте. И о себе. Я — связанный лилипутами, бумажными офицеришками; Гёте — гигант, напрягающийся, чтобы разорвать путы. Так видел я себя.

Шаман и Венера

«И тут я встретил актрису, самую красивую в моей стране». Случилось это спокойным апрельским вечером, — было тепло, зелени ещё не было, но снег стаял, потому город выглядел голым. И выжидающим.

«Волгу» мы оставили на бульваре. Пересекли посыпанный песком голый двор. (Здание буквой «П», с большими окнами. Просторно. Пусто. Струйкой через двор текут ко входной двери гости.) Внутри также просторно, обширные помещения, стены увешаны картинами. Картины моего… другом назвать Вильяма было бы несправедливо, он один из действующих лиц моей жизни. И я его «описал», либо «изобразил» в одной из моих книг, а именно: «Укрощение тигра в Париже». Помимо картин, запах сигар, и подают коньяк. Поскольку устроители выставки — дистрибьюторы импортного коньяка и сигар в России.

Я нахожу действующее лицо моего парижского периода жизни. С него растут неимоверно крупные седые бакенбарды, на голове причудливая шляпа, бейсбольные полосатые брюки на нижней части тела, фрак на туловище, синий платок на шее.

— Здравствуйте, дорогой Эдуард!

— Здравствуйте, Вилли. Поздравляю с открытием выставки. (В Париже я с ним вначале дружил, потом не очень ладил.)

— Я думал, вы не придёте, — говорит он.

— Отчего же нет?

— Ну, у нас же были трения по Наташе…

— Причина трений уже два года как развеяна в виде золы — то есть первоэлемента в четырёх городах мира, смысла нет дуться.

— Вы правы, вы правы. Потому я и просил, чтоб вам переслали приглашение.

Охранники невозмутимо лицезреют экзотического художника. «Как скажете, босс!» — скажет Михаил, если задать ему вопрос, нравится ли им художник и его работы. А работы абстрактные.

Я оставляю Вилли исполнять его обязанности: пожимать руки пришедшим поздравить его с выставкой, а сам обхожу стены, вглядываясь в работы. Работы всё же менее экстравагантны, нежели их автор, рационалистичны, напоминают некие графики, либо амплитуды активностей.

Меня отвлекает от рассмотрения работ пухлый молодой человек, говорящий по-русски с акцентом. Я не успеваю понять, что ему надо от меня и кто он такой, потому что прямо на меня выходит Она. Она в хрупких очках с минимальной проволочной оправой, хрупкое личико красавицы собравшейся читать умную книгу, хрупкий торс-стебелёк во французском лёгком платье. На голове у неё шляпка.

— Здравствуйте, — говорю я, потому что ясно, что это Она и нужно поздороваться. — Я вас ждал.

— Здравствуйте! — Она улыбается самой ласковой, как потом выясняется, из всех её улыбок.

— Дайте мне руку, — говорю я, и она даёт мне руку, и я беру её.

Она улыбается.

— Я Катя, — говорит она.

— Я не могу вас отпустить теперь, а то вы уйдёте, Катя. Идёмте сядем куда-нибудь, мне нужно многое вам сказать.

Мы идём с ней в соседнее помещение. Там курят и пьют, сидя на кожаных лавках. Мы садимся.

— Что вы делаете в жизни, Катя?

— Я актриса. Я здесь случайно.

— А я пришёл потому, что я друг художника. У нас позади общая юность в Париже.

— А вы кто? — неожиданно спрашивает Она. Называю себя. Я привык, что все знают, кто я такой. Вот хорошо, что она не знает.

— В каких фильмах вы снимались?

— Только что прошёл сериал «КГБ в смокинге».

— КГБ? Так это же моя тема…

Так вот начинался наш большой роман с актрисой, приведший к рождению двух живых существ, а ангелы ли они, либо демоны, пока мне неведомо.

Там хорошо пахло, не то свечи горели, не то сигары так элегантно пахли. Там было тепло. Потому от первой встречи моей с ней навсегда теперь пахнет сигарами и коньяком, спонсоры-то выставки этими удовольствиями торговали.

Тоненькая, стебелёк, несколько безумноватая со своей тонкой красотой, она была, безусловно, подброшена мне свыше. Но мне нужно было уходить, у меня была встреча в ресторане, с человеком, через которого я надеялся получать помощь для своей политической организации. Я попросил у неё телефон, и в её сумочке, в ней она близоруко стала копаться, не было, не было ни клочка бумаги, лишь обёртка от прокладки. Смеясь, я предложил, чтобы она написала телефон на прокладке. Смеясь, она написала. Я удалился с охранниками. За нашими спинами началось шоу. Мастера российского перформанса приветствовали своего собрата парижского художника. Мастер перформанса Виноградов зажёг свой член, точнее член той металлической статуи-костюма, которую он надел на себя. Горящий член разбрасывал огонь вокруг. Мы удалились. Потом выяснилось, что был небольшой пожар, выгорел пол. Так что моя встреча с актрисой символически сопровождалась пожаром от огненного члена. Что хотите, то и думайте по этому поводу.