Книга Чувство вины - Александр Снегирев

Дог не голодал в детстве. Не сомневался в своей правоте. Твердо стоял на пружинистых ногах. Перекатываясь. Эффективный, плотно устроившийся в жизни. Курица мечтал быть таким. Они даже внешне похожи. Могли бы сойти за братьев с двадцатилетней разницей в возрасте.

Дог показывал фотографии своих четверых детей. Два мальчика, две девочки. Крепкие, улыбчивые парни, спортивные красавицы в школьной форме. Журнальное счастье. Сын от такого будет ладным, пропорциональным, трезвомыслящим. Дочь вырастет настоящей леди, научится маскировать подлости, увлечется верховой ездой. Никакой суеты. Взвешенные решения. Правильное питание. Чинные похороны. А, пожалуй, даже хорошо, если ребенок от этого широкогрудого, нестареющего, обтянутого хорошей загорелой кожей самца. Наши мечты воплощаются в наших детях. Дети должны быть лучше родителей. Он ее понимает. Понимает, почему она сфотографировалась с ним голышом. Как можно с ним не сфотографироваться? Он бы и сам сфотографировался.

Курица долго стучался в дверь, пока ему открыли. Дог и блондинка над чем-то смеялись.

– А почему ты притащил матрас обратно?

– Нужно вызывать специальную службу.

– Что-то новенькое, – удивился дог. – Ты, наверное, попал не на того дворника. Обычно даешь полтинник, и они все сами вывозят, еще спасибо говорят. Наши друзья латино-пипл.

Дог шутливо указал на свинью в сомбреро. Блондинка ухмыльнулась.

– Ну, я пошел. Тебе надо будет подъехать в ресторан после обеда. Посмотришь интерьер, прикинешь, где картины развесить.

Курица кивнул.

Главное, все шито-крыто. Она ему в нос ничего не тычет. Дог грань не переходит. Он сам виноват, что напоролся на фотографию.

– Спасибо! – Курица вдруг набросился на дога, сжал его плечи, стал трясти. – Спасибо!

– Да не за что, – рассмеялся дог иронично. И с опаской. И стал Курицу от себя отцеплять. – Приятно помочь талантливому человеку.

«Это он сейчас о чем? Намекает, что помог мне бабу оплодотворить? Нет, откуда ему знать. Разве что она сказала…»

Курица обхватил дога и прижался. Захлебнулся запахом, вздрогнул от его хуя, ткнувшегося сквозь шорты.

Блондинка стояла, опершись на балконные ограждения. Ее розовый пробор заставил Курицу пошатнуться. Захотелось прижаться, спрятаться в этой гриве, вдохнуть ее запах. Как будто сунул нос в банку с травяным чаем, а там целое русское поле закупорено.

Курица обнял блондинку. Ее тело напряглось. Блондинка боялась высоты, и теперь он прижимал ее к ограждениям, прижимал вплотную к высоте. К ветру, несущему ароматы цветов и моря. К городу, полному безразличных к ней людей, которые даже не обернутся, если она сейчас полетит вверх тормашками с балкона. А если и соберется вокруг ее трупа несколько зевак, то разве что сфоткать, контент для блога, сотни перепостов, тысячи комментов.

– Пусти.

Он поцеловал ее шею. Она так любит эти поцелуи, когда кудряшки на затылке трепещут под его дыханием.

– Пусти! – она уперлась в поручень.

Взять, да и перевалить ее через край. Вниз, туда, где зонты, шевелюры пальм, бритые головы негров, точно пушечные ядра, смуглые тела местных и белесые отпускных. Всю свою мерзость вместе с ней сбросить. Воспоминания, желание смолчать, стерпеть, отомстить. И самому следом.

Блондинка вырвалась.

Справлюсь. Виду не подам. Что не убивает, делает сильнее, а что убивает, делает непобедимым. Мы так долго ждали. У нас будет ребенок. Наш ребенок.

– Я могу умереть при родах.

– Ты не умрешь.

– Так хочется бессмертия…

С догом она беззаботно смеялась, а с ним опять затянула нудную песню про бессмертие.

– А детей куда девать? Перенаселение тебя не пугает? – невольно улыбнулся Курица.

– Зачем бессмертным дети? – удивилась блондинка.

– Ну… Для развлечения.

– Вот именно, для развлечения! Дети – это ответственность, а не развлечение! Детей надо вообще перестать рожать. А если семья хочет ребенка, то пусть мать или отец отказываются от бессмертия в его пользу. И уступают ему квартиру.

– А измена является преступлением?

Испугавшись своего вопроса, не желая услышать ответ, он поцеловал ее. Вдруг блондинка схватила его руку и принялась целовать и ласкать ее.

– Я хочу, чтобы ты был моим господином. Приказывай мне!

Курица запустил пальцы в ее волосы, придвинул ее лицо к себе, провел собой по ее губам. Блондинка вся задрожала. Курица смотрел, как она, закрыв глаза, вдыхает его, прижимается, раскрывает губы и принимает его. Она подняла глаза. Смотрела на него.

Он не выдержал ее взгляда, схватил висящий на спинке стула платок, завязал ей глаза.

– Я твоя рабыня! – простонала она.

Раздался стрекот самолетного мотора. Блондинка прекратила ласки, приподняла повязку.

– Романтический уик-энд всего за триста девяносто девять, – прочитала блондинка рекламную ленту, растянувшуюся по небу.

Курица стоял расхристанный, только что повелитель, а теперь не пойми кто, кому делают одолжение, кого променяли на романтический уик-энд за триста девяносто девять.

– Посмотри на меня, – Курица повернул блондинку к себе, взяв за подбородок.

– Ой, не люблю, когда меня так держат, – она отодвинула его руку.

Он ударил ее той же рукой. Не сильно. Он схватил ее за волосы и стал забивать себя в нее. Она кривилась, кашляла, задыхалась, а он затыкал ее собой, затыкал себя ею.

– Нравится?!

Она всегда просит, чтобы нежно, ей так хочется нежности. Любит нежность, ласковые прикосновения, едва ощутимые, по внутренней стороне руки провести пальчиком, в шейку поцеловать, ушко зубками прихватить, проникнуть медленно-медленно. Теперь слюни трепались на ее подбородке.

В оконном стекле он увидел себя и ее. Вдруг из отражения выскочила картинка, на которой она и дог. Почтовой марочкой на него нашлепнулась и отправила в не пойми какую страну, из которой он никогда уже не выберется. Курица позабыл о соседних балконах, о жалюзи и шторах, за которыми прячутся доброжелатели. Ее ничтожность свистела кнутом над его спиной, пришпоривала его.

– Ты ничего не умеешь!!! Мне противно!

Он оттолкнул ее. Уж не обошел ли его дог по мужской части? По технике? По нежности этой блядской?

– Все не так делаешь! Меня тошнит! У меня гланды!

– Лентяйка! Приласкала и заскучала!

– Ты сам все затеял! У меня никакого настроения!

– Что-то у тебя в последнее время часто нет настроения!

– Я ужасно старая. Уже ничего не хочу.

Ее лицо перекосилось и взбухло влагой. Она так и сидела, не оттеревшись, не оправляя задранную юбку.