Книга Танцовщик - Колум Маккэнн

Огромные клубы пара нависали над перроном — так, точно никуда они отсюда не денутся, висели и будут висеть, говоря нам: почти все вы всю вашу жизнь вдыхаете то, что выдохнули сами.

* * *

Ноты, Бах и Шуман. Уроки фортепьяно, Малый оперный. Поговорить с Шелковым о призыве в армию. Соли для ножных ванн. Открытка на день рождения отца. Разжиться портативным приемником. Урезать обеденный перерыв, чтобы подольше работать со станком, растяжки. В пустом зале. Саша: «Совершенство — наша обязанность». Работать, работать, работать. Трудности вдохновляют.

«Да будет потерян для нас тот день, в который мы хоть раз не танцевали!» Ницше[9]. Да! Урок речи. Разрешение на поездку в Москву. Сказать Шелкову, пусть жрет говно — или жрет больше, чем до сих пор, подарить ему ведро и ложку. Еще лучше — не обращать на него никакого внимания, полная победа. Обувь. Пропуск. Почистить перед концертом в консерватории костюм. Паренек в автобусе. Осторожнее.

Меньше спать. Утренняя зарядка. Исполнять каждый большой батман в два раза дольше, это даст силу и контроль над телом. Дольше стоять на полупальцах — сила. Девять или десять на каждый пируэт. Целую твои ноги, Чабукиани. Исполнять кабриоли, стоя лицом, а не боком к зеркалу. Саша: «Жить внутри танца». Продумать. Превзойти. Заучить. Даже парик должен ожить!

Тройной assemblés. Урок по правильному формулированию мысли. Кое-кому хочется укусить меня, чтобы понять, золотой я или бронзовый. Пусть их. В обоих случаях зубы сломают. «L'Après-midi d'un Faune»[10]. Эстраде Герра говорит, что в баллоне[11]Нижинский походил на подстреленного зайца, встающего перед тем, как упасть. А Нижинский сказал, что висеть в воздухе не трудно, нужно просто ненадолго задержаться в нем. Ха. В конечном счете Анна была права.

По словам Саши, баллон Нижинского во многом объясняется тем, что у него была сильная спина. Упражнение: ходить на руках, чтобы укрепить мышцы спины. Билеты на Рихтера. Мальчик в Эрмитаже сказал, что у него есть связи в консерватории. Слухи о Ксении, но если не попробовать все, жизнь пройдет впустую. Выяснить, как звали украинского поэта, сказавшего, что ничего хорошего из тебя не получится, пока ты не научишься пить шампанское из сапога!

Pas de trois с факелами из «Гаяне», pas de deux из второго действия «Лебединого озера», дуэт из «Корсара» с Сизовой. Почитать для антуража Байрона. Попросить Розу-Марию заштопать трико. Подстричь ногти, чтобы больше не царапать Машу при поддержках. Сказать П… пусть перестанет считать фразы[12], а то у нее во время танца губы шевелятся. Pas de deux — это беседа, а не ебаный монолог. Забыть разговоры о Ф. как о сопернике. Хуйня. Стань унитазом — и увидишь куда больше изящества. Потребуй пять десятков тапочек, тогда, может, с десяток и получишь, лучший мастер — та шепелявая грузинка. Прическа: косой пробор? Горький говорит, что жизнь будет всегда достаточно плоха для того, чтоб желание лучшего не угасало в человеке[13]. Да.

Забыл в раздевалке полотняную шляпу. Письмо из башкирского министерства. Отпраздновал девятнадцатилетие. «Евгений Онегин». Партитура Чайковского. Добиться в «Корсаре» байроновского романтизма и непокорства. Саша: «Величайшие артисты рождаются для того, чтобы обогащать искусство, а не себя». Зубная щетка. Мед для чая.

Танцуй так, точно все необходимо сказать заново. Саша говорит, что к неизведанному ведут изведанные пути. И что неизведанное в конечном счете возвращает нас в изведанное. «Ты проводишь танцовщиком только часть твоей жизни. Все остальное время ты просто ходишь и думаешь о танце!» Те, кто назначен следить за мной, — игнорируй их, и останешься без глаза, но поклонись им, и они тебя ослепят.

Дополнительные занятия в 17-м классе. Починить приемник, привести в порядок телефон. Выставка Дега — Роза-Мария сказала, что он пробуждает в ней сонливость. Фотографии. Сжечь письма Ксении.

* * *

Есть одна история, которой муж любил потчевать Руди. Он пересказывал ее снова и снова — после занятий, когда оба уставали и мы втроем сидели у камина нашей служебной квартиры. Раз или два Руди негромко играл, слушая его, на рояле. От случая к случаю какие-то частности истории переставлялись местами, менялись, но Саша рассказывал ее с неослабевавшим удовольствием, а Руди внимательно слушал. Даже долгое время спустя, когда он перебрался из нашей квартиры в собственную и мы с Сашей вновь остались одни, отголоски этой истории все еще сохранялись.

Дмитрий Ячменников, рассказывал мой муж, был в конце девятнадцатого века малоприметной фигурой в мире петербургского балета. Тощий человечек со скудными остатками черных волос на куполовидной голове, большой любитель спаржи, он работал преподавателем хореографии в одном зале, располагавшемся к северу от Обводного канала. Работал вместе с братом Игорем, который играл там на рояле.

Жили братья во многом благодаря доброте своих учеников — кто-нибудь всегда оставлял у их дверей немного хлеба, и потому голодать им не приходилось.

Как-то в конце зимы брат Дмитрия умер — просто упал лицом на клавиатуру своего инструмента. А вскоре после его похорон Дмитрий ослеп. Поговаривали, что в этой двойной беде повинна была душевная близость братьев: потрясение ослепило Дмитрия, и ничто на свете излечить его не могло. Теперь он только и ходил что из дома в зал, иногда уклоняясь от этого маршрута на рынок, чтобы купить спаржу.

Дмитрий решил продолжить занятия хореографией, поскольку ничего другого он не знал. Приходил в зал, запирался там. Однако ставить танцы больше не мог и потому просто ползал на четвереньках по полу, ощупывая его, проводя ладонями по древесным волокнам, а временами даже терся о доски щекой. Он приводил в зал живших по соседству столяров, расспрашивал их о составе древесины, о длине и направлении волокон. Все решили, что он окончательно помешался.

Ночами люди видели, как он, зажав в зубах стебель спаржи, идет по улице, нащупывая дорогу к тускло освещенному крыльцу своего дома.

В годовщину смерти брата Дмитрий открыл двери зала и пригласил танцовщиков, которые жили в тех местах, на отборочные показы, объяснив тем, кто пришел, чего он от них ждет. Поначалу они только диву давались — нелепость же: слепой объясняет им, как они должны двигаться, — но все же начали показывать, что умеют. Вместо пианиста Дмитрий позвал виолончелиста и скрипача, они играли, а он сидел в первом ряду. В конце концов он отобрал группу танцовщиков, с которыми решил поработать. Они репетировали несколько недель, и Дмитрий почти ничего не говорил, а затем вдруг устроил им нагоняй.