Книга Тридцать шестой - Александр Виленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И что эта ослепительная красавица нашла в этом невзрачном, стареющем семите? Тут что-то не так, наверняка, в нем есть что-то такое, что свело ее с ума, вскружило голову, заставило забыть обо всем и кинуться за ним. И что же это?!» Приятно, конечно. Очень приятно, ласкает эго, заставляет взглянуть на себя по-иному. Правда, при этом надо учесть, что мы уже несколько месяцев не спим друг с другом. Так получилось. Мы никогда это не обсуждали, все случилось как-то само собой. Просто перестали спать, и все. Она не предлагала, я не требовал.
При этом остались в удивительно хороших отношениях. Видимо, она все-таки ангел.
Но иногда я готов ее убить.
Когда я перестал различать страны и города, когда уже не было никакой разницы, в каком городе и в каком отеле останавливаться, на меня напал бес потребления. Тоже, скорее всего, следствие долгих лет безденежья.
В Мексике я закапризничал и захотел проехать Центральную Америку на машине. Мы купили гигантский американский автомобиль, который на третий день сломался, и мы его просто бросили. Думаю, кто-то сильно обрадовался. Я вдоволь накатался на всех марках всех автомашин, о которых когда-либо читал в авторевю.
Теперь даже странно вспоминать, как я в свое время с интересом рассматривал глянцевые картинки в мужских журналах, понимая, что никогда-никогда у меня не будет ни этих часов, ни этих автомобилей, ни этих авторучек. Теперь у меня все это было. А толку-то? Жутко дорогие часы самой престижной фирмы показывали время точно так же, как и грошовые хронометры из серии «мэйд ин Малайзия». Педаль спортивного автомобиля не сильно отличалась от педали какого-нибудь джипа, да и зачем они мне все вообще были нужны? Я поначалу покупал виллы везде, где мне нравилось, и теперь даже не помнил, какая недвижимость у меня есть. Однажды, приехав в Дубровник, даже забыл, что и тут имеется дом, и приказал таксисту везти нас в гостиницу. Наташа очень веселилась.
Естьу меня яхта, про которую написали в Wall Street Journal, обозвав почему-то владельца «русским олигархом». Талантливо написали, с фотографиями, с техническими характеристиками. Я ее хотел назвать «Титаником», мы даже поржали по этому поводу, но потом решили не будить лихо. Теперь яхта стояла на Кипре, и я думаю, что просто осчастливил капитана и команду, которые получали неплохую зарплату из небесной канцелярии и ни черта не делали. Наверное, еще и подхалтуривали. Да наверняка. И на здоровье. Денег мне не жалко, я их не зарабатывал.
Вот уже две недели мы с Наташей прожигали жизнь в приятном ничегонеделании, занимая очередные президентские апартаменты. И мне было скучно. В общем, если коротко описать мои чувства в последнее время, то это будет пушкинское: «Мне скучно, бес!»
Мне никогда не было скучно, я всегда находил, чем заняться, но последнее время меня съедала, просто пожирала изнутри традиционная тоска, знакомая каждому, родившемуся на шестой части суши. И хотя тот же Пушкин сказал, что это чувство сродни «аглицкому сплину», вот как раз тут гений ошибся.
«Аглицкий сплин» — это недовольство создавшимся положением и неприятное чувство то ли оттого, что его надо менять, то ли от того, что эта смена ситуации потребует слишком многих затрат. Русская тоска — неизбывна и неизлечима. Она не связана с конкретными реалиями, она приходит ниоткуда и остается навсегда.
Что делает аглицкий крестьянин, собрав урожай? Идет в местный паб выпить с друзьями крепкого эля, поболтать да пометать дротики в мишень, изображая Робин Гуда. Русский мужик, собрав урожай, ощущает тоску оттого, что жизнь его проходит зря и что тратит он ее на какие-то незначительные глупости вроде уборки урожая. Поэтому он идет в кабак и там, напившись крепкой водки, сладострастно устраивает драку, разбивая в кровь чужие носы. А наутро, проснувшись с головной болью, синяком под глазом и выбитыми зубами, страдает от несовершенства мира, в котором его побили свои же деревенские, деньги оставлены у жида шинкаря, а урожая опять нет.
Какие тут стрелы Робин Гуда, тут бы выжить!
Что мучает Чайльд Гарольдов и иже с ними? Несовершенство мира. Что они делают, почувствовав симптомы приближающейся хандры? Едут в какой-нибудь опасный регион, чтобы проявить там никому не нужное геройство и погибнуть на баррикадах. Что делает российский интеллигент? Едет в деревню, отвергает любящую его девушку, соблазняет нелюбимую, убивает лучшего друга, расстраивается от этого, да так, что уезжает покататься по миру, а потом, вернувшись, удивляется: а что это меня никто тут не любит?
Это, кстати, тоже характерная черта: русскому человеку непременно надо, чтобы его любили. Вот вы можете себе представить Наполеона, страдающего оттого, что испанцы его не любят? Сидит на острове Святой Елены, пишет воспоминания и злобствует: «Я принес им освобождение от инквизиции, идеалы Великой революции, свободу, равенство, братство и прочие эгалите, а они, сволочи, устроили мне партизанское движение безо всякого политесу и понимания текущего момента. Ну, не подлецы ль?» Представили?
А вот нашего человека страшно обижает, что его не любят, скажем, поляки. И с чего, казалось бы? Ну, и хрен бы с ними, с поляками, пусть не любят. Ан нет! Обязательно надо, чтобы любили. Потому что без любви — разврат.
А поняв, что его не любят, русский человек сильно расстраивается и начинает тосковать. Какой тут сплин, о чем вы?!..
Вот этим я и захворал. Вконец надоели города, чтоб они провалились со всеми их соборами и резиденциями! На этом месте Наташа оживлялась и заинтересованно спрашивала: «Хочешь, чтобы провалились?» Тоже мне, старик Хоттабыч!
Я по-прежнему не знал, чего хотеть. Это было мучительно, и, наверное, от этого иногда и хотелось убить Натаниэлу.
Она, наконец, докрасила ноготки, подняла, ногу, вытянув ее вверх перед собой и откинувшись на локти, повертела идеальной ступней в воздухе, оценивая завершенный труд. Хороша, чертовка! За ней тут ухлестывали местные мачо, приходившие подстригать кусты и чистить бассейн, и, по-моему, она с ними даже иногда развлекалась, но это настолько напоминало дешевое немецкое порно, что было просто забавно. Со своей стороны, она мне тоже часто подкидывала идейки, толкая локтем:
— Смотри, какая интересная девочка идет! Хочешь, мы с ней познакомимся, и она влюбится в тебя без памяти, а ты уедешь, оставив ее с разбитым сердцем? И она будет носить под сердцем твоего ребенка…
— Наташа, ты с сериалами не переборщила, случайно?
Она хохотала, но, завидев какую-нибудь очередную симпатичную деваху — а их тут было вдосталь, — начинала фантазировать снова.
Честно говоря, я бы, наверное, с удовольствием закрутил романчик с местной красоткой, но мешала дурацкая мысль: а вдруг их интересую не я, а мои деньги? Или: это приключение мне как раз Наташа устроила, а на самом деле я вызываю У девушек только брезгливое чувство? Мне очень не хотелось вызывать брезгливые чувства, тут, я думаю, меня вполне можно понять.
Наташка зевнула и попрыгала на кровати.
— Ну-у-у, — капризно протянула она, превращаясь в некое подобие девушек из «Плейбоя». — Оставь уже свой компьютер, пообщайся со мной!