Книга Ненависть - Иван Шухов

Вторую половину дня поденщики работали спустя рукава. Перепуганный Анфис Тарбаган, волчком крутясь на плантациях, шушукался с поденщиками:

— Не слушайте вы, ради бога, этого дуропляса-жестянщика. Завербует он вас — каюк вольной жизни.

— Это пошто те — каюк?

— А потому, что в казну перейдете. И станете вроде крепостных мужиков. Вроде оброчных.

— Ну, это уж ты не бреши.

— За што купил, за то и продаю. От верных людей слышал.

— Не от Луки ли Лукича?

— А хотя бы и от него! Что ж, он мужик с царем в голове. Подальше нас, дураков, все насквозь видит. Недаром по секрету предупредил он меня об этой беде еще с месяц тому назад. Да я воды в рот набрал — до поры до времени помалкивал. Не хотел народ зря смущать. А теперь вот пришлось открыться. Не верьте вы этому вертопраху с двухрядкой. Это Любка с ним голову потеряла. Так той туда и дорога. Молодо-зелено. А ведь мы-то люди с рассудком. Нам стыдно крутить на старости лет башкой и верить залетному болтуну,— точил Тарбаган мужиков, у которых и без того голова кругом ходила от тревожных дум и сомнений.

Наутро Ванька Чемасов снова собрал поденщиков, попробовал уговорить их скопом бросить плантации и немедля идти вслед за ним на хутор. Молодежь ответила дружным согласием, но пожилые люди по-прежнему угрюмо молчали.

— Кто со мной, выходи! — скомандовал Ванька Чемасов.

И его окружили девушки и парни с деревянными сундучками в руках, с котомками за плечами.

Построив их попарно, Ванька Чемасов, как заправский боевой командир, отдал команду:

— Справа по два, за мной. В ногу. С песней. Марш!

Песни, правда, ребята и девушки не запели, но тронулись с места, подчиняясь команде, дружно, в ногу. И толпа пожилых поденщиков, оставшихся на полевом таборе, долго потом стояла на месте, провожая уходящую в степную даль колонну пристальным, тревожно-завистливым взглядом.

Солнце уже поднялось высоко и изрядно начало припекать, когда ребята и девушки, предводительствуемые Ванькой Чемасовым, отмахав верст около десяти от табачных плантаций, поднялись на высокий, посеребренный ковылем увал, где и решили сделать остановку для десятиминутного отдыха и перекура. Облюбовав уютное место вблизи придорожного кургана, ребята стали было уже усаживаться, как кто-то из них, заметив мчавшегося по направлению к ним всадника, крикнул:

— Братва! Сам Лука Бобров в атаку на нас летит. Занимай круговую оборону!

— Ну нет, извиняйте. Нам не обороняться, а нападать надо,— заметила Любка, не спуская глаз с Боброва, вихрем летевшего на них на своем гнедом иноходце.

— Это правильно, Люба. Это резон,— живо согласился с ней Ванька Чемасов. И он стал посреди дороги — руки в карманы, грудь нараспашку.

Лука Лукич, признав в издалека замеченной им толпе молодых людей своих поденщиков, среди которых, к его радости и тревоге, оказалась и Любка,— резким движением осадил шедшего броской иноходью коня, сразу же догадавшись, что случилось нечто неладное. Подъехав к ним шагом, Лука Лукич, слегка привстав на стременах, спросил:

— Это что еще за ярманка?

— Сначала полагалось бы поздороваться,— заметил с усмешкой Ванька Чемасов.

— Уж не с тобой ли, босяк? — спросил хозяин, презрительно меряя взглядом жестянщика и потемнев от приступа гнева.

— А хотя бы и со мной. Мы ведь не первый день с вами, слава богу, знакомы.

— Плевал я на тебя, оборванец. Ты кто здесь такой?

— Могу доложить. Уполномоченный рабочкома Степного зерносовхоза Иван Иванович Чемасов. А это,— сказал Ванька, указывая на стоявших вокруг него спутников,— мои ребята. Рабочие зерносовхоза. Будущие трактористы и слесари, плотники и землекопы. Ясно?

— Что-то не очень,— признался Лука Лукич, ошарашенный столь неожиданным оборотом дела. И, встретившись с насмешливым взглядом Любки, он только сейчас понял, что произошло, а поняв это, благоразумно решил вовремя перейти от наступления к обороне.

— Значит, в совхоз подались, говорите? Ну что же. Хорошее дело. С богом. Я не держу,— сказал Лука Лукич притворно развязным тоном.

— Что вы говорите?! А я думал, вы нас обратно сейчас на свои плантации, как баранов, погоните,— ответил ему на это Ванька Чемасов, подмигивая спутникам.

— Ну, я не помещик, а вы у меня не крепостные. Воля ваша. В любую минуту можете уходить на все четыре стороны,— сказал Бобров, и жалкое подобие деланной улыбки на мгновение отразилось на его сумрачном лице, наглухо обложенном черной с проседью бородой.

— С сегодняшнего дня — да. Мы сами хозяева своей судьбы. Это — факт,— сказал Ванька Чемасов.

— Очень приятно,— сказал Бобров.— Но с бухты-барахты с работы не уходят. Совесть бы надо иметь!

— А вы вот лучше скажите по совести: когда расчет ребятам дадите?

— Это уж не твоя, сударь, забота.

— Мне поручено, я и спрашиваю.

— Кем же это, интересуюсь?

— Нами,— коротко ответила на вопрос выступившая вперед Любка.

— Да что тут долго с ним разговаривать. Спешивай его с коня, ребята! — крикнул кто-то.

— Правильно, спешивай его.

— Пусть выложит, с места не сходя, деньги на бочку!

— Душу из него вытрясти, подлеца!

— Не давать ему ходу отсюда, товарищи! — хором, наперебой, закричали парни и девушки.

Тимка Ситохин ловко схватил под уздцы испуганно попятившегося назад бобровского иноходца.

Лука Лукич побледнел. Озираясь по сторонам быстрым, близким к смятению взглядом, он напоминал матерого волка, готового к смертельной схватке с обложившими его охотниками.

На какую-то долю минуты все замолчали. Было так тихо, что многим ребятам и девушкам показалось, что они слышат стук собственного сердца. Ощущал, слышал неровный, с перебоями, глуховатый бой своего сердца и Лука Лукич.

Поняв, что дело может принять неожиданно крутой оборот, Ванька Чемасов решил разрядить напряжение. Протиснувшись сквозь толпу, он сказал Боброву резко и твердо:

— Прошу запомнить. Расчет с поденщиками должен быть произведен не позднее завтрашнего дня. Вчистую. Сполна. Деньги доставите лично на базу будущей центральной усадьбы Степного зерносовхоза. Это верстах в тридцати от хутора Белоградовского. На берегу озера Тарангула. Ясно?

— Понимаю. Понимаю…— поспешно забормотал Лука Лукич, с таким нетерпением тормоша в руках повод, словно он жег ему руки.

— Это наше первое условие. Рассчитать к субботе сполна и всех остальных поденщиков — это второе.

— Понимаю. Понимаю…— бормотал Лука Лукич, воровски озираясь по сторонам.

— Тогда — все. Точка. Договорились,— коротко заключил Ванька Чемасов, и все его спутники, повинуясь его требовательному жесту, тотчас же расступились, открывая дорогу Луке Лукичу.