Книга Окопная правда Чеченской войны - Анатолий Тишин

Ах да, насчёт участия в групповой интернациональной операции, назовём её Absolutely War (пускай Вас не смущает магия языка врага). Так вот об этом — в самом конце. Промежуток — подготовительный этап, разогревающая группа. Сердце говорит — надежда больше на девчонок. В этих делах я с ними работал, «видел» и поэтому знаю, что такое успех и холод в спине от «удачного дела». Ну а парни? А мужчины не обижаются, все это знают. Сможет — сделает, сделает — победит. Блин, а вот положение обязывает вернуться к своей временной работе (типа мойщика стёкол в войсках специального назначения ГРУ).

Конечно, всё очень серьёзно, даже жутковато так, на ощупь. Но какие бывают «отморозы» — ё-моё. С одного такого и начну.

Короче, пацаны, как всё было. Сначала я попал на базу подготовки разведчиков т. н. широкого профиля. Стрельбы. И вот тут первый казус — отмороз натуральный со стороны командования. Они АГС-17 не смазывали полмесяца. Это мне не в падло. Помог. Ну, а всего скорострельного, не считая СВДшек, штук 15 было. Хорошие инструменты, особенно АКМС с ПБСом, подствольником и круглым диском на 70 патронов. Начали. Может, мне тот волосатый помогал — у меня со срочки 11 лет прошло. В конце подходит ко мне тело в погонах подполковника, дал свой ПМ с обоймой и говорит: «Сделай вон туда!». А я не по-армейски стреляю! Локоть сильно согнутый (дедушка один, старый полковник на срочке научил). Дал я, конечно, быстро, почти как со Стечкина. Вроде, все довольны.

А на мне НАТОвского-ирландского снаряжения — на их боевую зарплату. Первый вопрос был: «В 95-м не у Дудаева ли я подготовку проходил?». По-моему, это уже анекдот, если в знаменитое Главное Разведывательное Управление могли просочиться их черти, то… О, бедные войска без статуса СПЕЦНАЗа! Да, попал я именно туда. Что могу сказать? Работа страшная своей почти физической невыполнимостью, и, тем не менее, парни теряя здоровье, делают её на все сто. Наша бригада — любимая бригада ГШ. Рядом с нами стоят ВВшники, так вот палатка их генерала стоит почти на территории нашей базы, каждые сутки двое наших парней находятся при нём — охрана. Как-то я заглянул в ящик, ТВ, сериал II-й чеченской — какие там все белые, пушистые, два метра ростом, все в беретах и тельняшках, вот аксельбантов только не заметил… Мы — спецназ, и то в горах больше похожи на духов, я имею в виду грязно-серый цвет, и, наверное, глаза наших парней. За каждый наш труп будет бой.

А читатели к этому времени уже нарезались пива. Кто-то орёт, что он тоже, и друг его тоже, и третий друг боксирует жену на кухне. Красотища!

Ага, сидели наши парни на вершине, работу делали. Оружия — море, но работа — оптика и радиостанция. Засекаем — колонна. 80 человек плюс пара джипов. Внизу село. На данный момент — стратегическое. И чехи — в ту сторону. Выдергиваем вертушками морпехов. И вот тут, пузатые, смотрите своего Тарантино. Атака — это вверх. Село немного вверху. Никакого поливалова. Морпехи с пояса пошумели длинными, потом все, конечно же, горизонтально. Чё-то там «чпок», и тишина… С другого склона пришли вертушки. За двухсотыми. Своих они забирали лёжа, ну, ползком, если удавалось. Помните, сколько раз Лоле пришлось пробежаться из-за своего парня, или я не знаю из-за чего («Беги, Лола, Беги!»). Вот так и никто из наших не помнит количества атак. Восьмёрки только часто прилетали. Зачем — я уже говорил. Хотя мог бы сказать за кем. Дяди и тёти, да хрен с ним, мы взяли эту гору. Мы — это наша N-ская бригада специального назначения. N-ский отдельный батальон для выполнения антитеррористи… и т. д. и т. п. Когда бедолаги-морпехи не смогли взять горную вершину, плюс пристрелянные миномётами по квадратам подножия, командование попросило нас. Базару нет, но единственное условие было — в жопу не орать всякую хуйню типа: «Вперёд!».

Взяли мы её по-своему. Трое суток парни отмораживали самое дорогое, зарабатывали цистит. Все. Я не хочу перечислять все это, но поверьте, стертые колени и позвонки, личный кинофильм, отснятый именно там. Вроде столько «восьмёрок» было, но… вспоминается Ремарк и запах, запах, запах трёхсуточного на жаре двухсотого. Я уж не трогаю ранения и контузии, хотя моё мнение — что контузии там у нас у всех. Да, чуть не забыл, а пишу без вопросов, без бумаги, поэтому thanks, счастливые леди.

Парней (морпехов) окружили методично, красиво, естественно, с точки зрения войны. Жгли огнемётами «Шмель». Кто-нибудь знает, что это такое?

Я — человек с прошлым, и, тем не менее, «Шмель» изменил меня. Я знаю, каким оружием работать лучше всего против гадов. Чехи даже в ООН жаловались на «Шмеля» — так он им понравился. Теперь в арсенале их (НАТОвских) аптек появилась кожа. Я хуй знает, чем она им поможет, но об этом позже. Мы просились вниз. Хотели устроить прорыв. Но ГРУ. После этого я занимаюсь переводом в десантно-штурмовое подразделение или разведывательную роту полковой разведки. Скорее всего, 276-ой полк. Они сильно встряли: двухсотые, трёхсотые.

…Почему так всё как будто бы безнадёжно? Пока меня не было, что-то случилось. То, на что я мог опереться, рухнуло. Что у меня осталось? Горные ботинки, полное снаряжение и какая-то врождённая тяга к ускорению поиска неминуемого, того самого неминуемого, про которое знает даже самый толстый пидор, читающий нашу газету.

Уважаемые blondies, for example, special for you, снаряжается группа (куда? — супертайна, хотя в вертолёте её всё равно, как банку тушёнки — наружу самым неприятным), короче, из Ф-ки каким-то образом чека оказывается на полу — зацеп там, или чё — я не знаю. Всё это дело уже шипит. Шипит оно не очень долго — задумка у них такая, очень правильная, надо сказать (московские бородачи-всезнатели, наверное, пиздят, как так спецназ и так?). Это понятно, что мы — разведка, для дураков оговорюсь: не полковая, бля, а ГРУ. Оружие 26 часов в сутки ласкаем. Но… Мэлори, верить и делать — это разные вещи? Я снова о том же. Ну, судьбе, что ли. Ага? Точно. Точно, точно, о судьбе. Далее граната там же, времени прошло — всего секунда. Так вот, парняга, 19-ти летний срочник хватает её, прижимает к животу и бросается в дальний угол. Осколки в сторону отвёл бронежилет и автомат. Поехал трёхсотым с раскуроченной рукою.

Ну и последнее «за адскую работу». Так вот, дяди-тёти, blondies и т. д. работник-вояка ГРУ имеет за плечами 60 килограммов очень полезного веса. Вертолёт — максимум недалеко от подножия десантирует. Подъём — 2800–3200. Если интересно, как поднимается рюкзак разведчика, я могу описать. Сам разведчик садится наземь, его — щёлк, щёлк, карабинчики, шнурочки — подгонка, короче. Поднимают вдвоём. До вертолёта он ещё дойдёт. Пройдёт время, мы обязательно выпустим статью диагнозов от перегруза.

По поводу сестёр милосердия, всемирно известных в русской армии, здесь просто пиздец. For example, у парня ухо с мандарин — неделю. Диагноз — абсцесс. Оба медика резать его боятся, мажут этой хуйнёй Вишневского уже неделю и ждут… Чего? Лично я — хуй знаю. Может, вертолёта. Вечером я спросил его: «Готов?». Но меня без слов понял — слёзы льёт уже дня три. «Ложись», — говорю. Достал свою аптеку, нож НАТО-вский с плоскогубцами… эх, вспомнил, как своего волкодава после боёв вытягивал, вспомнил даже как абсцесс на ноге аналогично прооперировал перед концертом (сидя мы раньше не играли). Вошёл в состояние (ненавижу модное слово практика), сделал надрез, выпустил кровь (вид у меня — ну, бля, как у маньяка — раздет до пояса, весь в кровище, брызги). А у него случай стрёмный был. Я думаю, до госпиталя он не дотянул бы. Инкапсулированное тело, то есть стержень был сантиметров 10 и уходил в голову. После разреза кровь оттекла. Потом я её шприцом 10-ти кубовым откачивал. Вроде оголил эту хуйню. Чтобы не скользили плоскогубцы (пинцета не было), я обернул их бинтом. Аккуратно стал тянуть, так Медведь (погоняло пацана), говорил, что как будто из головы стропу тянут. Вытянул. И всё это без обезболивания, уважаемые. Меня особенно это не трогает, но такой фурункул! Мне даже показалось, что он сейчас побежит. Всё! Дренаж — из презерватива, спирт — из гигиенических салфеток. Сзади кругом офицеры, солдаты — короче, воины спецназа. И нет предела охуению. А я вот Медведю удивлялся. Во, бля, терпение! Русский, кстати. А чурбан в тех условиях — палатка, нары, печка — под нож не полез бы, это точно. Выл бы: «Вертюшка давай! Бистрей! Умира!».