Книга Завещаю вам жизнь - Владимир Прибытков

— Заспались, товарищ Вильде! — добродушно сказал начальник политотдела. — А погодка-то вон как разыгралась: ни облачка. Как теперь поедете?

Начальник политотдела, как многие фронтовики в сорок втором, находил солнечную погоду неважной, а дождливую, снежную - хорошей, потому что авиация Геринга, повисая над позициями и дорогами в ясные дни. бездействовала именно в непогожую пору.

Но даже понимание опасности, какой он подвергнется при поездке днем на машине в солнечную погоду. Не могло испортить праздничного настроения Больца.

Он извинился перед начальником политотдела за беспокойство, вышел из землянки, сделал гимнастику разделся до пояса ледяной водой, оделся, принял приглашение «завтракать, рассказал о вчерашней поездке на фронт, и, как только доложили, что машина готова, решился, сел в закиданный грязью «газик» и поехал в штаб фронта.

По дороге ему и шоферу дважды приходилось покидать машину, отлеживаться в придорожных канавах при налете «мессершмиттов», обстрелявших «газик» из крупнокалиберных пулеметов, но во втором часу дня Больц все же добрался до штаба фронта, расположенного в полуразрушенной деревне.

У командующего фронтом шло совещание. Ни членов Военного Совета, ни начальника разведки Больц сразу не нашел. Они освободились только в пятом часу. Но зато Больц сразу же получил необходимые проездные документы и в начале восьмого — в свое распоряжение «эмку» начальника разведки, которая должна была довезти до самой Москвы.

Всю ночь Больц провел в пути. А ранним утром следующего дня «эмка» уже катила по малолюдной улице Горького, свернула на Тверской бульвар, где спускали аэростаты воздушного заграждения, и выехала на Арбатскую площадь. Больц увидел здание, куда ему предстояло войти через несколько минут и где должно было решиться столь многое в его жизни и жизни его друзей...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Прошло полторы недели. Хабекер всего три раза за это время съездил домой. Спал по пять шесть часов на узкой койке в комнате отдыха, с тревогой понимал, что на допросах теряет необходимую выдержку путается в анализах, и нервничал еще больше.

Перед ним прошла вереница людей: все родственники Инги Штраух, хозяйки ее прежних квартир, редакторы газет, где печатались статьи Штраух, служащие Министерства авиации и Министерства иностранных дел, тем или иным образом связанные в прошлом с самой Штраух или с Лаубе.

Хабекер присутствовал на допросах Лаубе, принимал участие в пытках, надеясь вырвать у него признание в совместной работе со Штраух.

Два раза допрашивал жениха Штраух доктора Карла Гауфа.

Запросил и перечитал колоссальное количество документов, принадлежавших польской охранке и хранившихся в архивах Берлина.

Встречался с доверенным лицом генерала Шелленберга, штурмбаннфюрером Таубе, и представителем абвера майором Граве.

Вновь допрашивал саму Ингу Штраух, применив на последних допросах методы физического принуждения. Но с места не сдвинулся.

Мать Инги Штраух, пожилая, повергнутая в ужас женщина, только всхлипывала. Хабекер избил ее, чтобы привести в чувство. Фрау Фрида Штраух не сообщила следствию ничего нового: о заграничных делах дочери она не знала. Соседи фрау Штраух подтверждали, что мать и дочь никогда особенно близки не были, даже переписывались редко.

Варшавская приятельница Инги Штраух, бывшая секретарша военно-воздушного атташе полковника-Вольцова фрейлейн Соня Шрейбер, рассказывая о жизни в Польше, хвасталась знакомством со Штраух, бесконечно ссылалась на нее как на лицо, способное подтвердить ее собственное безупречное поведение.

У секретарши подергивался левый глаз. Розовая воспаленная кожа век, дебелая шея, неуверенные движения рук и болтливость выдавали алкоголичку.

Узнав, что Инга Штраух арестована по подозрению в государственной измене, фрейлейн Шрейбер уставилась на Хабекера таким тупым взглядом, что следователю стало тоскливо.

-Не пыталась ли Штраух узнавать у вас сведения секретного порядка? — уныло спросил Хабекер.-фрейлейн Штраух? — пребывая в шоковом состоянии, осведомилась Шрейбер и вдруг идиотски захихикала, стыдливо потупила заплывшие глазки, запинаясь, поведала:

Мы говорили... о женских болезнях... Мы обе... не могли иметь детей...

Она даже покраснела, старая дура! Хабекер выписал ей пропуск на выход, предупредив, что Шрейбер обязана молчать, и облегченно вздохнул, когда дверь закрылась.

Попытка разыскать бывшего военно-воздушного атташе полковника Вольцова привела к появлению на столе Хабекера официального документа, извещавшего, что полковник Вольцов погиб при выполнении служебных обязанностей на Восточном фронте. Походило на то, что полковника ликвидировали партизаны.

Доктор Карл Гауф рассказал о знакомстве с Ингой Штраух точь-в-точь то, что говорила сама арестованная. Поведение Гауфа на допросах, его слезы, жалкие крики при избиении, готовность, с какой он рассказывал следователю, что действительно часто сообщал Инге Штраух служебные новости, наводили на мысль, что Гауф мог оказаться невинной жертвой.

Документы польской охранки никаких улик против Штраух и других подозреваемых лиц не давали. Правда, Документы сохранились только частично: еще в сороковом году в помещении архива, где они хранились, вспыхнул пожар и значительная часть папок погибла. Причины пожара в свое время установить не удалось, но гестапо предполагало поджог.

Теперь Хабекер спрашивал себя не сгорели ли во время пожара именно те папки, какие ему сейчас требовались? Но что пользы было задавать подобные вопросы? Они же не могли возродить из пепла донесения агентов дефензивы!*

Только одно знакомое имя нашел в папках польской охранки следователь Хабекер: имя юриста Эрвина Больца, названное пресс-атташе Штейном. Дефензива подозревала Больца в шпионаже, считала его агентом гестапо. Польские шпики доносили своим шефам, что Больц время от времени встречался с подозрительными иностранцами. Хабекер поначалу обрадовался, надеясь найти среди имен иностранцев русские имена. Но русских имен в донесениях не приводилось. Среди «подозрительных» знакомых Больца имелись только французы, чехи, венгры, голландцы, но отнюдь не русские. Напрасно искал Хабекер в этих, донесениях указаний на встречи Больца с кем-нибудь из сотрудников германского посольства. Таких указаний тоже не существовало. Может быть, и они сгорели?!

Но запросы, посланные о Больце, сразу же насторожили. Выяснилось, что юрист в тридцать девятом году бесследно исчез. Перед отъездом сотрудников германского посольства из Польши Больца еще видели в Варшаве. Но после вторжения немецких войск следы юриста пропадали. Выяснилось, что в родной город он не вернулся. Родители Больца, немедленно арестованные, так же, как другие ближайшие родственники юриста, ничего о нем не знали. Местное отделение гестапо подтвердило, что семья Больца утратила связь с сыном еще в тридцать девятом году-Через начальника отдела кадров Министерства иностранных дел советника Крибеля следователь Хабекер нашел возможность разузнать об Эрвине Больце у бывших рудников германского посольства в Варшаве, не выпав у них никаких подозрений.