Книга Имя нам - легион - Александр Сивинских

Я вздрогнул и, прихватив чудом заплывшую в этот омут экстремального милитаризма Войну миров в мягкой обложке серии КС, с позором бежал.

В спину мне хохотали, лязгая гусеницами, не знающие пощады стальные бойцы будущего и значительно переплюнувшие их по части непобедимости современные отечественные ратоборцы.

Любопытно, кто здесь жил до меня? И еще, куда он делся, этот бывший жилец? Дембельнулся? Или гробанулся? Жуть! А вдруг я сплю в кровати покойничка? Ма-мо-чки родныя! Караул!

Заснул я, разумеется, легко и быстро.

* * *

Разбудил меня какой-то шум, шуршание какое-то, пыхтение и бормотание. Я с трудом продрал глаза. Голова была – как ватой набита. Вот так всегда! Лучше днем и не спать вовсе.

А шум, между прочим, исходил от каптенармуса, копающегося в моем ранце.

– Ну как, – спросил я его, – недозволенные вложения присутствуют?

Он вздрогнул от неожиданности и вдруг пошутил:

– Присутствуют, ядрена! Я сам их только что туда вложил.

– И что именно? Наркотики? Валюту? Произведения искусства, составляющие национальное достояние? – заинтересовался я.

– Сам потом узнаешь.

– Потом – это при обыске, что ли?

– Ну да, ядрена, при обыске. Хонсаки его тебе устроят на границе, когда контрабанду выискивать начнут. Так что будь осторожен, шпиен! Не попадайся! – Он расчувствовался и хлопнул меня по плечу.

– Постараюсь, – пообещал я.

* * *

– До входа в канал вас доставит транспортер, – напутствовал нас черноусый красавец Семен Семенович – начальник штаба базы, чем-то неуловимо похожий на моего старого знакомца Игоря Игоревича. – Дальше придется поработать ножками. Ворошить раньше времени тамошний муравейник не след, так что постарайтесь обойтись без стрельбы. Вешки бросайте метров через двадцать одну от другой. Когда увидите лагерь, ставьте маяк и сразу назад. Никакой самодеятельности. Запомните: ваша операция к задачам Легиона не имеет ни малейшего отношения. Вы работаете на гражданскую контору. Но план тем не менее разработан нами и с дипкорпусом заранее согласован. Отступите от него – гражданские предъявят Легиону иск. Возможно, часть его придется возмещать вам, из собственных гонораров. Выполните в точности – получите премию и увольнение на сорок восемь часов. Желаю удачи!

Я на минутку забежал в санчасть и с грустью поведал Веронике о невозможности встретиться, как хотелось, вечером. Служба!

– Я принесу тебе тамошних цветов, – пообещал я. – Самых красивых и душистых!

– Цветов? – Она отвернулась. (Уж не слезы ли прячет?) – Не нужны мне цветы, – сказала она вполголоса. – Сам вернись!

* * *

– Транспортер подгоню через двенадцать часов, – пообещал Меньшиков. – Вернетесь раньше, можете подождать. Не успеете, подожду я.

– За двенадцать можем и не успеть, – с сомнением сказал Генрик. – Но ты все равно жди – мы и без того набегаемся, чтобы еще до базы пешком топать.

Все это я слышал краем уха, пока разглядывал устье межпространственного канала. Или штрека. Или червоточины. Если смотреть на него просто так, то не видишь ничего, кроме сгустка тумана. Если же стартануть с наручного пульта специально разработанный пакетный файл, зашитый в биоэлектронные мозги шлема, то на его щитке отрисуется прелюбопытная для неискушенного человека картинка.

Я щелкнул замком, откинул бронированную крышку, защищающую пульт управления, надетый на левое запястье, и набрал нужную комбинацию. По забралу точно кто-то влажной тряпочкой провел: вечерний серенький полумрак рассеялся, а на месте клочка тумана возникла глянцевая смолисто-черная капля, окантованная золотым абрисом. Она словно стекала с распушенной верхушки перфоратора – клонящегося к земле телескопического шеста, – никак не умея сорваться и даже коснуться земли: только пульсировала еле заметно да окутывалась время от времени иглистой бахромой энергетических разрядов. Размером капля была с хорошие гаражные ворота, и от нее пахло. Не скажу, что пахло противно, но – неприятно.

Смертного ужаса перед ней я не ощущал. От инфразвука меня надежно защищал шлем.

Генрик вошел в червоточину первым, вызвав целый взрыв черных брызг, почти сразу, впрочем, упавших обратно на ее поверхность – параллельно земле, вопреки закону тяготения. Я зажмурился и шагнул тоже, опасливо вытянув руки вперед. Сделал два шага по неожиданно твердой и ровной поверхности, потом меня встряхнуло – так, что зубы клацнули… а потом кто-то бесцеремонно ухватил меня за запястья и дернул вперед.

Я открыл глаза.

Это был Генрик. Он улыбнулся и сказал:

– Слезай, барин, приехали!

* * *

Было еще темно – последние предутренние часы. Штрек вывел нас в глубокий и сырой, утопающий в зарослях лабазника, овраг. Густой медовый дух, подымающийся от тяжелых соцветий, всколыхнул в моей душе воспоминания о родных лесах, сенокосе и сладком травяном чае. Я сглотнул слюну и скользнул между стеблей.

Стебли качнулись, крошечные белые лепестки осыпали мою голову и плечи теплой ароматной порошей…

Овраг спускался к неширокой речушке, почти ручью. Противоположный берег, насколько хватало глаз, был ровным, точно стол. Редкие и низкие кусты едва выступали над богатым разнотравьем.

Генрик осторожно ступил в воду. Перебрался, покрутил головой и показал рукой: теперь ты. Я без единого всплеска форсировал сравнительно глубокий – до середины бедра, и довольно холодный (это чувствовалось даже через комбинезон) ручей, вскарабкался на глинистый берег, и мы двинулись дальше.

До горной гряды, скрывающей в своих недрах лаз, придется идти километров семь-восемь, говорил начальник штаба. Местность открытая, но пустынная. Опасность быть обнаруженными мала, но присутствует. Хонсаки, как сторожа, достаточно беспечны, но целиком полагаться на это не стоит.

Слишком много но…

По всему пути Генрик ронял сантиметровые дротики радиовешек. Я вдавливал их в землю каблуком.

Когда мы подобрались к скалам вплотную, рассвет еще не думал и заниматься. В свете луны и звезд скалы казались темно-фиолетовыми, заляпанными черными пятнами вьющейся растительности. Поплутав немного, мы наконец обнаружили искомую пещеру. Жутковатый черный провал, отмеченный низким каменным козырьком, так и дышал холодом. Генрик пригнулся и бесстрашно нырнул под мрачные своды. Я для чего-то набрал в грудь побольше воздуха, задержал дыхание и последовал за ним.

* * *

Ход постепенно сужался.

Скоро нам пришлось опуститься на четвереньки, а затем и на брюхо. Я полз, старательно вжимаясь в гладкий, словно полированный, камень. Сверху вроде тоже было гладко, но я все равно опасался зацепиться за что-нибудь, нежданно торчащее, ранцем или карабином. Раньше я никогда не страдал клаустрофобией и даже думал иногда, что это просто выдумка популяризаторов психологии и киносценаристов. Но перевоплощение в земляного червя и долгое пребывание в его шкуре сыграли свою зловещую шутку и со мной – я начал задыхаться. Не хочется даже думать, каково было Генрику, в полтора раза более широкому, чем я, с его почетной ролью первопроползца.