Книга Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - С. П. Сомтоу

– Я не уверен. Просто следуй за ним.

Только теперь Пит заметил, что там был кто-то еще. Сперва это была только тень мальчика, но время от времени Пит различал очертания взрослого мужчины... наверняка обман зрения, вызванный мельтешением рекламных огней... потому что... ведь это не может быть Лоран МакКендлз...

– Конечно, нет, – сказал ajarn Сонтайя, как будто прочитав мысли Пита. – А ты достаточно проницателен для человека, не одаренного силой духовных видений. Или, может быть, у тебя есть этот дар, просто он еще до конца не раскрылся?

Пит прибавил ходу. Ему было тревожно и неуютно, но он старался этого не показывать.

Они вышли из переулка на широкую тихую улицу, пролегавшую в стороне от суеты туристических кварталов. Покосившиеся лачуги. Китайский ресторанчик с облупившейся штукатуркой на фасаде. Теперь Пит отчетливо видел фигуру мальчика-ангела, но Лоран МакКендлз оставался лишь бледной тенью собственной тени. Наконец мальчик остановился. Он обернулся и насмешливо поклонился Питу с шаманом, давая понять, что знает об их присутствии и знал об этом с самого начала; потом он указал на Лорана, который уже не был похож на бледную тень, но все еще выглядел как размытое призрачное пятно – едва заметное движение среди ветвей манговых деревьев, что росли вдоль забора вокруг многоквартирного дома.

Ajarn попросил Пита, чтобы тот подкатил кресло поближе. Они тоже вошли в тень манговых деревьев, и тут Пит увидел... тошнота подкатила к горлу жаркой кислой волной. Он почувствовал себя каким-нибудь извращенцем-вуайеристом. Молодая женщина, кажется, проститутка, стояла в дверном проеме и одними губами, без помощи рук, натягивала презерватив на банан.

И вдруг мир словно замер: Пит больше не слышал шума городских улиц. Все эти калеки, торговцы и попрошайки исчезли словно по волшебству. Не стало даже бродячих собак. Осталась лишь девушка в дверном проеме. У нее были высокие скулы и достаточно светлая кожа, возможно, она была с севера. Вызывающе черная губная помада, ярко-красные тени для глаз. Короткая стрижка и серебряный гвоздик в брови, как у тех панков, которых Пит видел в Америке.

Как только девушка заметила, что она здесь не одна, банан полетел в кучу мусора, а презерватив остался у нее во рту. Она рассмеялась.

– Твоя понравился мой маленький забавный трюк?

Она обращалась к тени, которая была Лораном МакКендлзом.

Ветер протяжно вздохнул.

– За это заплатить мне немножко больше, – продолжала она. – Кажется, скоро будет дождя, нельзя торговаться много. Моя устала.

Было ясно, что девушка видит только Лорана, хотя Пит по-прежнему различал только смутную тень... Мы все живем в разных мирах, подумал он, а когда они пересекаются, эти миры, мы обманываем себя, утверждая, что наши знания и знания, заключенные в других мирах, можно объединить... но сейчас, когда происходит такое, когда ты стоишь совсем рядом, а она смотрит прямо сквозь тебя, как будто ты призрак... тут поневоле задумаешься, что здесь настоящее, а что – майя.

– Пойдешь в мой специальный местечко? – спросила девочка. – Конечно, моя приглашать твоя. И твоя друга тоже? Не вижу твоя друга. Твоя шутить. Но я все равно приглашать твоя друга, мистера Тень, мистера Никто. Тама, ха-ха, видишь, моя смеяться. Твоя смешной.

– Почему она нас не видит? – шепотом спросил Пит.

Сонтайя ответил:

– Мы для нее – просто сон. То, чего ты не видишь, иной раз бывает реальнее того, что ты видишь. Ты сам это знаешь. А я живу так постоянно.

– И Лоран, который призрак, на самом деле – настоящий?

– Все так, как она это видит. Как она того хочет. Слушай меня. Я шаман, обладающий удивительными способностями, и даже это инвалидное кресло, демонстрирующее мою физическую слабость, не что иное, как маска, скрывающая мою внутреннюю натуру. Ты уже видел меня, когда я был одержим богом Брамой, и сам был как бог, и одним только прикосновением превращающим обыкновенную водопроводную воду в святую. Поэтому не удивляйся, если увидишь сегодня что-то такое, что покажется тебе чудом.

Они пошли следом за проституткой, и как только сдвинулись с места, у Пита возникло странное ощущение, что мир вокруг расплывается. Они прошли по извилистым улочкам, где были люди, но никто их не видел – словно их вообще не было в этой реальности. Все кружилось в вихре мерцающего неона. В воздухе пахло дождем. Вспышки молний вырывали из темноты лица: дразнящие, искривленные в презрительной усмешке, – лица с кривыми зубами и раскосыми глазами... словно видения ада сошли со стен павильона принца Пратны, ожили и влились в бурлящий хаос квартала красных фонарей.

Они подошли к какому-то дому, к подъезду, где не было двери. Девушка обернулась, и ее улыбка, казалось, предназначается всем: и видимым, и невидимым...

– Заходить внутрь. Мы будем заняться любовью. – И, как только она это сказала, небеса разверзлись, и на землю обрушился дождь. Прохожие заметались в поисках укрытия. Они вошли внутрь; в дверях Пит обернулся. На улице не было уже никого, только гирлянда цветов жасмина плыла вниз по улице в бурлящем потоке воды, подскакивая на выбоинах.

Они прошли по темному коридору, освещенному несколькими тусклыми лапочками, мимо дверных проемов, вход в которые закрывали занавески из бус. Дождь барабанил по крыше, крытой оцинкованным железом. Из-за занавесок доносились стоны оплаченной страсти. Девушка остановилась в самом конце коридора, у последней двери. Раздвинула молочно-голубые бусы... вошла внутрь...

Мальчик и его тень последовали за ней, а Пит и ajarn задержались в коридоре, перед занавеской. Шаману надо было подготовиться к встрече с демоном. Он шептал заклинания и делал странные пассы над пузырьком для духов из поддельной слоновой кости...

Наплыв: пети ночи

Девушка включила магнитофон, сделанный в форме большого розового сердца. Он сразу узнал эту музыку. Первая песня на второй стороне «Vanitas», которая начиналась со слов:

Ах ты, сука, ты меня сводишь с ума,

Потому что ты мне не даешь.

Я изрезал себе все ладони

В ожидании, когда ты придешь.

Нет, так сильно любить нельзя.

В этих словах слышен надрыв, новая глубина – как-то так высказался один критик в «Rolling Stone».

Да, в этих песнях были машины, секс, религия, садомазохизм «в одном флаконе» – весь американский образ мышления в одной строфе разгневанного стиха, – но на самом деле эти тексты не нравились никому. Это был уже не тот Тимми Валентайн, которого они знали. Эйнджел нисколько не удивился, что девушка поставила именно эту кассету. Так было всегда. Не важно, кто будет следующей жертвой, которую он выпьет до последней капли: они все так или иначе возвращали его к Тимми Валентайну. Ну и что с того? Тимми – это Тимми, а он – это он.