Книга Плащаница из Овьедо - Дэвид Ричардс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я буду рада как мальчику, так и девочке.
Вот что имела в виду Джолин, когда спрашивала ее, что она собирается говорить людям. Видя, что ты беременна, они будут бесцеремонно подходить и забрасывать тебя вопросами. Ханна не могла представить себе, как кто-то подходит к небеременной женщине и спрашивает о лодыжках или настроении парня. Но беременность служила чем-то вроде приглашения.
Желая избежать дальнейших расспросов и уже испытывая сильную нужду снова пописать, Ханна извинилась и спросила у регистратора, где туалет.
— Вы же сами знаете. Предпоследняя дверь направо.
Ханна прошла мимо кабинета доктора Йохансона, комнаты для осмотров, где только что была, и рентген-кабинета. Она почти зашла в уборную, когда услышала голоса Джолин и доктора, доносившиеся из комнаты в конце коридора. Невозможно было понять, о чем они говорили, но Джолин была очень взволнована. Доктор Йохансон пытается ее успокоить?
Сгорая от любопытства, Ханна на цыпочках подошла к комнате. Дверь была приоткрыта, и темную комнату освещало лишь периодическое мигание светло-серой лампы. Джолин и доктор стояли рядышком спиной к двери и смотрели на экран.
— Я сейчас просто взорвусь, — сказала Джолин. — Я так давно этого ждала. Мы все так давно этого ждали.
Доктор Йохансон показал ей что-то на экране.
— Да он улыбается!
Он наклонился в сторону, чтобы что-то подкрутить, и Ханна увидела на экране черно-белый снимок. Что именно было на нем изображено, ей не удалось разобрать: что-то похожее на кокон или завернутое в него. Но тут она заметила движение, и очертания стали более четкими. Это был плод. Головка уже выделилась, да и ножки, подобранные к выгнувшемуся полумесяцем тельцу, тоже. Напрягая зрение, Ханна могла различить маленькую ручонку с кулачком у щеки. Увиденное ее очаровало.
Доктор Йохансон выпрямился и снова обратил внимание на экран, полностью заслонив его. Одной рукой он обнял Джолин за плечи, приблизил к себе и стал что-то шептать ей на ухо, но что именно, было непонятно. Этот жест поразил Ханну неожиданной близостью. Опасаясь, что ее заметят, она отступила от двери.
Осознание увиденного ошеломило Ханну и заставило затаить дыхание. Плод на экране был ее! У этого маленького человечка с маленькими ручками и ножками по-настоящему билось сердце! И ручка точно двигалась! Она это видела. Она действительно мама!
От нахлынувших эмоций у девушки закружилась голова. Ханна понимала, что ей нужно быстро вернуться в приемную, пока она не потеряла сознание.
— Все в порядке? — спросила необъятная беременная женщина, когда Ханна рухнула в кресло. — Вы белы как мел.
— Я в порядке, спасибо. Просто проголодалась, кажется.
— И не говорите, — сказала женщина. — Еда да туалет, туалет да еда. Вот все, что нам остается в таком положении.
Ханна заставила себя улыбнуться, но улыбка получилась слабой.
— Хотите, открою вам маленький секрет? — предложила женщина. — День, когда вам на грудь положат орущего малыша, станет для вас лучшим днем в вашей жизни. А знаете, что может быть лучше этого?
— Нет, а что?
— Второй день, третий, четвертый и пятый…
В приемную влетела радостная Джолин, за которой шел доктор Йохансон.
— Спасибо вам, доктор, за ваше терпение, — сказала она, а затем обратилась к Ханне: — Ане побаловать ли нам себя чем-нибудь вкусненьким? Я знаю одно уютное бистро на Ньюбери-стрит.
— С радостью.
— Вот это мне нравится, — весело произнес доктор. — Сытная еда, здоровая пища, полезные продукты. — Он поприветствовал необъятную женщину: — Добрый день, миссис Маккартни, как вы себя сегодня чувствуете?
— Буду чувствовать себя значительно лучше, когда наконец-то избавлюсь от этого груза.
— Вам недолго осталось ждать. Это скоро закончится, миссис Маккартни, обещаю.
— Десять минут — это слишком долго.
— Ладно, ладно. Еще недельку — и все. Проходите, пожалуйста.
Миссис Маккартни поднялась с кресла и утиной походкой проследовала за Йохансоном. Уже у двери кабинета она обернулась и сказала Ханне:
— Не забывайте! Это того стоит.
Выйдя из клиники, Ханна поинтересовалась у Джолин, все ли было в порядке, и добавила:
— Вы так долго не выходили.
Джолин в один миг развеяла ее тревоги.
— Вы же знаете, какая я неугомонная. Все беспокоюсь, беспокоюсь и беспокоюсь. Но доктор Йохансон говорит, что я в порядке. Ничего не случилось. Все хорошо. Он заверил меня, что я полностью здорова.
Образ крохотной ручки у крохотной головки никак не хотел покидать воображение Ханны. Не покидала ее и мысль о том, что в один прекрасный день она будет держать эту ручку и маленькую головку у себя на руках. Пусть и недолго.
Почему же ей не показали эти картинки, которые — теперь она это знала — называются сонограммами? Не давало ей покоя и заговорщическое поведение Джолин и доктора Йохансона, которые о чем-то совещались у монитора, рассматривая фотографии ребенка в ее животе. Это казалось серьезным нарушением права на личную жизнь. Да, ребенок был Джолин, и она вправе его увидеть. Но ведь Ханна тоже? Они же должны были вместе все это пережить. А самые первые фотографии ребенка преднамеренно от нее утаили.
Это напомнило Ханне о том, что, как бы хорошо Витфилды к ней ни относились, она всего-навсего делает для них работу. Но работа делается внутри ее тела! Тогда как же можно ожидать от нее, что она ничего при этом не будет чувствовать?
Каждую ночь Ханна засыпала с мыслями о ребенке и каждое утро, когда она еще не надела халат и не сунула ноги в тапочки, первые ее мысли были о маленьком человечке в ее утробе. Она обязательно говорила с ним, когда оставалась одна или когда Джолин не могла ее услышать, и даже пыталась представить, что он ей отвечает. С утра до вечера их маленькие послания не переставали приходить. «Я тебя люблю». — «И я тебя тоже». — «Ты мне очень дорог». — «И ты мне очень дорога».
Джолин никогда не упоминала о том визите к доктору, но «появление признаков» заботили ее все больше и больше.
Спустя какое-то время, когда они ужинали, она подняла вопрос о том, что скажут люди и как его решить.
— Здесь нечего стыдиться, — настаивал Маршалл. — Это наш ребенок. А Ханна просто оказывает нам особую услугу от всего сердца. Она не должна этого скрывать.
— А я и не говорю, что она должна это скрывать. Только не понимаю, почему каждый Том, Дик и Гарри[16]должны быть в курсе нашей семейной жизни. Ты же знаешь, как быстро разлетаются слухи в этом городке. Вот наши близкие друзья — совсем другое дело.