Книга Записки санитара морга - Артемий Ульянов

То же самое я делаю и с гробом Зарицына, родня которого примет скорбную эстафету в 9.40. Этот ящик куда скромнее – обит дешевым ситцем и выложен изнутри простой грубой материей. Я ставлю его на подкат, который прячется в кладовой. Ее открытые двери расположены прямо напротив зоны выдачи. Когда станут оплакивать Аникееву и место освободится, надо будет только продвинуть его на три-четыре метра вперед, словно на конвейере.

Манипуляции с гробами заняли у меня буквально меньше минуты. Я выполнял их почти автоматически, не думая над намертво заученной последовательностью действий. К тому же думать было о чем. «Что ж так долго Ситкин меня не вызывает, а? Ведь ему уже должны вовсю звонить. А вдруг пронесет? Вдруг?» – неслись в голове кругами одни и те же мысли, будто заклинание.

Их истеричный галоп прервал Плохотнюк, появившийся из холодильника в раскрытых дверях зоны выдачи. Хотя правильнее будет сказать, что сначала появился подъемник с гражданкой Аникеевой, лежащей на поддоне из нержавеющей стали. А уж следом показался и Боря, толкающий его перед собой. Повинуясь его точным движениям, подъемник заезжает в свободную половину комнаты по единственно верной, четко выверенной траектории, занимая свое место. Спустя полминуты Плохиш привозит на втором подъемнике Зарицына, размещая его впритык к Аникеевой.

Теперь они лежат рядом. Ритуальный комбинат свел этих людей, незнакомых раньше. Смерть представила их, бесцеремонно столкнув отжившие оболочки в тесноте мертвецкой. Аникеева, худая бабулька с копной чуть желтоватых седых волос, с мелкими острыми чертами лица, обтянутыми серой умершей кожей. Она одета в строгое черное шерстяное платье с белыми кружевными манжетами, из которых торчат скрюченные пальцы, изуродованные артритом. На ногах – грубые плотные коричневые колготки, не гармонирующие с ее обликом. Впрочем, они не испортят последней встречи с родней, ведь их не будет видно под ритуальным покрывалом.

Зарицын – крупный мужчина, чуть младше шестидесяти, с массивным телосложением и одутловатым, бледно-розовым лицом. Когда его привезли к нам, оно был лилово-синего цвета. Но маска со специальным раствором сделала свое дело, изменив цвет кожи. Седые волосы с залысинами на лбу и длинная густая щетина с рыжеватым оттенком. На нем темно-серый костюм и белая рубашка – ношеная, хоть и тщательно постиранная. Шею обхватывает тонкий черный галстук с маленьким куцым узлом, из тех, что не повязываются, а крепятся на резинке. Широкие серые ладони с короткими массивными пальцами безжизненно торчат из рукавов пиджака. Белизна манжетов подчеркивает их восковой цвет.

В ногах у обоих лежат полиэтиленовые пакеты. В них носовые платки, расчески, одеколон. И – самое главное. Небольшие одинаковые бумажки, на которых внятными печатными буквами записано, какие именно услуги заказали родственники. У Аникеевой: «деф.», «грим», «рит», «одек вн». Взглянув на записку, Боря поймет, что он должен: устранить посмертные дефекты лица; наложить грим, скрыв мертвенный цвет кожи; обеспечить ритуальное оформление гроба и подушить покойницу именно тем парфюмом, который лежит в пакете. У нас же с гражданином Зарицыным следующие задачи: «деф.», «брит все», «грим», «рит». А это значит: посмертные дефекты, бритье всего лица (нередко бороду и усы просят оставить), гримировка и ритуальное оформление. А вот одеколон для усопшего я могу выбрать сам. Благо за годы работы в отделении накопилась внушительная коллекция ароматов на любой вкус. Одна из полок шкафа, стоящего в зоне выдачи, под завязку забита самыми разными флаконами.

Не теряя драгоценного времени, поделенного между восемнадцатью автобусами, полными горя, мы с Борей принялись за работу.

Начали с того, что отрегулировали высоту подъемников так, чтобы можно было работать с прямой спиной. (Если этого не сделать, то 18 выдач гарантируют нам ноющие боли в пояснице, отдающиеся вдоль всего позвоночника.) Затем тщательно протерли лица и руки покойников куском вафельного полотенца, смоченного в слабом спиртовом растворе. После чего Плохотнюк осторожно расчесал Аникеевой волосы, а я принялся за бритье.

Боря закончил работу на подъемнике. Все остальные манипуляции он будет производить лишь после того, как бабушка окажется в гробу.

Я же осторожно работаю старомодной разборной бритвой «Нева», в которую вставил новое острое лезвие. Плавные, ровные и короткие движения станком обнажают розовые щеки, подбородок и шею Зарицына. Этот самый ответственный этап подготовки я закончил довольно быстро, не оставив ни единого пореза. А ведь ни разу в жизни не брил никого из живых – кроме себя, разумеется. Но спустя несколько лет регулярных тренировок из меня получился неплохой посмертный цирюльник.

Пока я занимался бритьем, Плохиш расстелил на подушке гроба наволочку, а поверх нее – сложенный треугольником платок. Подкатив подъемник с телом вплотную к гробу, опустил его вровень с ящиком. Зайдя со стороны гроба, наклонился и взял покойницу особым образом за руку и за ногу. Разгибаясь, плавно потянул на себя сначала ноги, занеся их в гроб, а затем и руку, перемещая весь корпус Аникеевой в последнее пристанище. Выкатив подъемник за порог комнаты, продолжил работу. Взяв тело за подбородок, подтянул его вверх, аккуратно разместив голову в центре подушки. Обул покойницу в белые картонные ритуальные тапочки.

Теперь пришло время «дефектовки». Рот Аникеевой был надежно закрыт, когда она только поступила к нам, а потому Борьке оставалось закрыть лишь глаза, хотя на первый взгляд они казались закрытыми. На самом же деле веки были приставлены друг к другу, как у живого человека. Но если во время похорон гроб тряхнут, или кто-то из родни станет целовать покойницу (что нередко случается)… Вот тогда веки могут разойтись, явив живым страшный пустой взгляд, пророчащий им такой же конец. Чтобы этого не произошло, Боря берет тонкие хирургические щипцы с хищным названием «корнцанг». Пальцем отводит наверх верхнее веко, впивается корнцангом в край нижнего и тянет его вверх, закрывая им глазное яблоко. Несколько секунд держит в таком положении, и, отпустив, тем же корнцангом опускает верхнее веко вниз, накрывая им нижнее. Все, теперь Аникеева не омрачит родне ритуал, ни к месту приоткрыв глаза. Дальше – грим.

Обложив голову трупа белой марлей, чтоб ненароком не запачкать косметикой одежду или постель, Плохиш открывает тюбик с тональным кремом американской компании «Макс фактор». Не знаю уж как там с голливудскими звездами, но на мертвую кожу эта косметика ложилась куда лучше других. Она не раз выручала нас в трудных ситуациях, за что мы звали ее просто Максом, коротко и по-дружески. (К тому же в 1995 году санитары могли только догадываться о существовании специальной косметики для моргов.) Быстрыми постукивающими движениями пальцев Боря наносит грим. Отстранившись, придирчиво смотрит на результат и берет светло-телесную пудру, чтобы с помощью губки нанести ее тонким слоем. Сменив пудру на бледно-розовую, тычет в нее ватной палочкой и обозначает линию губ, чуть касаясь их. Оставшись довольным работой, убирает марлю. Вновь расчесав волосы, ловко складывает платок и, придерживая узел пальцем, скрепляет его булавкой-невидимкой.

Теперь он выполнил всю необходимую работу, осталось ритуальное оформление гроба. Это дело нескольких секунд. Надо положить бумажный венчик с молитвами на лоб, убрав его края под платок. Сложить руки, втиснуть в них платочек, свечку и иконку. Под пятку – кулечек с землей, переданный родственниками. Накрыть тело ритуальным церковным покрывалом, отогнув его красивой складкой так, чтобы оно заканчивалось чуть ниже ключиц.