Книга Планета Ка-Пэкс - Джин Брюэр

– Где вы, черт подери, слонялись? – заорал я.

– Ньюфаундленд. Лабрадор. Гренландия. Исландия.

– Как же вы выбрались из больницы?

– Улетел.

– И никто вас не видел?

– Так точно.

– Как же вам это удалось?

– Я же говорил вам…

– Знаю, знаю. С помощью зеркал.

И еще я знал, что без толку было с ним спорить, так что на магнитофонной пленке в этом месте пауза и слышно только, как я постукиваю пальцами по ручке кресла. Наконец я не выдержал:

– В следующий раз, когда надумаете улетать, пожалуйста, предупредите меня.

– Я предупредил, – ответил он.

– И еще: мне кажется, вам не следует обещать другим пациентам, что вы заберете их с собой на вашу планету.

– Я никому этого не обещал.

– Не обещали?

– Нет. Я сказал им, что смогу взять с собой только одного человека.

– Мне кажется, вам не следует давать обещания, которых вы не можете выполнить.

– Я никому ничего не обещал, – сказал прот и впился зубами в огромную клубничину, выуженную из миски, полной ягод, которые принесла миссис Трекслер из своего огорода в Хобокене.

Я был жутко голоден и исходил слюной. На этот раз я решил к нему присоединиться. С жадностью уминая ягоды, мы минуту-другую пожирали друг друга взглядом, точно борцы перед началом состязания.

– Скажите мне: если вы можете покинуть это место в любую минуту, почему вы продолжаете здесь оставаться?

Прот проглотил целую горсть ягод и глубоко вздохнул.

– Ну, это место подходит для составления моего доклада не хуже других – вы меня регулярно кормите, и фрукты у вас замечательные. К тому же, – лукаво добавил он, – вы мне нравитесь.

– Нравлюсь настолько, что вы готовы побыть тут еще какое-то время?

– До семнадцатого августа.

– Понятно. А теперь давайте начнем, хорошо?

– Разумеется.

– Так. Могли бы вы нарисовать мне карту звездного неба, видимого с любой точки Галактики? Скажем, с Сириуса?

– Нет.

– Почему?

– Я там никогда не был.

– Но вы могли бы сделать это для тех мест, где вы уже побывали?

– Естественно.

– Можете нарисовать для меня несколько таких карт к следующей нашей встрече?

– Проще простого.

– Хорошо. А теперь скажите: где вы действительно были последние несколько дней?

– Я же сказал: ньюфаундленд, Лабрадор…

– О-хо-хо! И как вы себя чувствуете после столь долгого путешествия?

– Спасибо, прекрасно. А как вы, ноэр, поживали?

– Ноэр?

– На КА-ПЭКСе джин будет ноэр. Рифмуется с «мохер».

– Понятно. Это слово образовано от какого-то французского?

– Нет, от ПЭКСианского, и означает оно: «тот, кто сомневается».

– А-а. А что по-английски означает «прот»? Самоуверенный, как индюк?

– Не-е. Хотите – верьте, хотите – нет, но «прот» происходит от древнеПЭКСианского «скиталец».

– А если я вас попрошу перевести что-нибудь с английского на КА-ПЭКСо, скажем, к примеру, «Гамлета», сможете?

– Конечно. Когда вам это нужно?

– Сделайте, когда сможете.

– На следующей неделе подойдет?

– Отлично. А теперь о другом. На прошлой неделе мы немного поговорили о науке на КА-ПЭКСе. Расскажите мне об искусстве на вашей планете.

– Вы имеете в виду живопись и музыку? Что-нибудь такое, да?

– Живопись, музыку, скульптуру, танцевальное искусство, литературу…

Он сложил вместе кончики пальцев, и на лице его появилась привычная улыбка.

– Искусство там в некотором роде сходно тому, что на ЗЕМЛЕ. Но не забывайте, что у нас на развитие его было на несколько миллиардов лет больше. Наши музыкальные произведения не основаны на чем-то примитивном, вроде нот, и ни одно из видов нашего искусства не основано на субъективном видении.

– В музыкальных произведениях не используются ноты? А что же тогда…

– Они непрерывны.

– Могли бы вы привести пример?

При этих словах прот вырвал из своего маленького блокнота лист бумаги и принялся на нем что-то рисовать.

Пока он рисовал, я задал ему вопрос: почему, обладая такими необыкновенными талантами и навыками, он ведет письменные записи своих наблюдений?

– Ну разве это не очевидно? – ответил он. – А что, если со мной что-нибудь случится до моего возвращения на КА-ПЭКС?

А потом показал мне следующее:

– Это одна из моих любимых. Я ее выучил еще ребенком.

Пока я пытался хоть что-то понять из этой «нотной записи» или уж не знаю, что это было, он добавил:

– Теперь вы видите, почему я довольно пристрастен к вашему джону кейджу[28].

– Можете напеть пару тактов из этой штуковины?

– Видите ли, я не пою. И потом, наша музыка не выражается мелодиями.

– Можно мне эту вещь сохранить?

– Считайте, что она сувенир, на память о моем визите.

– Спасибо. Итак, вы сказали, что ваше искусство не основывается на «субъективном видении». Что вы под этим подразумеваете?

– Я имел в виду, что у нас нет того, что вы называете «художественным вымыслом».

– Почему?

– А для чего это нужно?

– Ну, нередко вымысел помогает нам понять правду жизни.

– Зачем же нужно ходить вокруг да около? Почему не говорить о правде жизни напрямую?

– Правду разные люди понимают по-разному.

– Правда – это правда. То, о чем вы говорите, – это фантазия. Воображаемые миры. Скажите мне, – прот склонился над блокнотом, – почему у людей создалось такое странное впечатление, что вера и правда – это одно и то же?

– Потому что иногда правда ранит. Иногда нам надо верить в какую-то лучшую правду.

– Какая же правда может быть лучше, чем сама правда?