Книга Конан и честь империи - Джеральд Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Положенные речи были сказаны и выслушаны, обитатели усадьбы разошлись по своим делам, гостей провели в дом, к поспешно накрываемому столу – а витавшее повсюду напряжение становилось с каждым мигом все заметней. И Конан, и Зенобия кое-что знали о гномских обычаях, потому их сразу же неприятно поразил вид обширной горницы, где Старейшина принимал посетителей. Обыкновенно здесь повсюду красовались разнообразные шедевры двергских или людских оружейников, редкостные вещицы из дальних стран и пестрые ковры – подгорный народ имел тягу к ярким цветам, предпочитая закупать изделия туранских или иранистанских ткачей. – Нынче из бревенчатых стен сиротливо торчали опустевшие крючки, и только светлые пятна отмечали местоположение убранных в сундуки украшений.
Беседа не клеилась, несмотря на старания Дженны, пытавшейся как-то заполнить тягостные паузы между фразами, становившиеся все длиннее и длиннее. Каждый надеялся, что неприятная тема будет затронута не им, а собеседником. От обстоятельных расспросов касательно здоровья, семейных дел и заграничных новостей правитель Аквилонии медленно, но верно стервенел. Дверг, выслушивая краткие ответы, только покряхтывал да опрокидывал чарку за чаркой прозрачную едкую жидкость – изготавливаемое в подземном королевстве сгущеное вино. Пить его могли единственно сами рудознатцы, а прочие народы именовали «сущей отравой».
– Не такой мне представлялась наша встреча, – наконец не выдержал старейшина гномского квартала в Вольфгарде, доверенный советник у правой руки Короля-под-Горой, носитель Золотого Пояса и хранитель Малой Печати. – Обстоятельства порой оказываются куда сильнее нас… – он запнулся, снова приискав спасения в содержимом золотой чаши.
– Спрашивается, кто в этом виноват? – раздраженно осведомился варвар. Фрам испустил еще один берущий за сердце вздох и устало поинтересовался:
– Что, Эртель так здорово разозлился? Дорин и Гроин вернулись сами не свои, но посвящать меня в подробности своего похода к Его величеству Эклингу не пожелали. Сказали только, что поручение выполнено, а ты и твоя госпожа стали всему свидетелями. Тут я и смекнул, что в скором времени нужно ждать дорогих гостей. Памятуя о твоих былых привычках, я собирался нагнать во двор десятка три оружных воинов, а потом решил – если ты захочешь войти, значит, войдешь. Только, если ты явился за внятными и подробными объяснениями, ты их не получишь. У меня их нет.
– Тогда, может, почтеннейший Фрам хотя бы приоткроет завесу тайны над причинами, вынудившими его поступить именно так, как он счел необходимым поступить? – как можно убедительнее проворковала Зенобия. Одновременно каблук ее сапожка с изрядной – но наверняка недостаточной – силой вонзился под столом в лодыжку Аквилонского Льва, умертвив тем самым готовое вот-вот родиться на свет живописное проклятие. – Уважаемый старейшина наверняка осознает сложность того положения, в коем оказался молодой Эклинг. Сперва недавние шумные волнения подле гиперборейского посольства, а теперь – внезапное, лишенное каких-либо причин решение двергов покинуть столицу. Король Эртель имеет полное право возмущаться и недоумевать. К тому же он должен что-то сказать своим подданным, когда те неизбежно начнут задавать вопросы. Допустим, Эртель и его приближенные сумеют придумать достойную причину, оправдывающую в глазах прочих жителей Пограничья и гостей страны спешное исчезновение гномов, но как долго продлится это отсутствие? Седмицу? Год? Десятилетие?
– В жизни не поверю, чтобы подгорный народец так запросто бросил нажитое добро и разбежался прятаться по своим норам… гм, жилищам, – поддержал супругу ничуть не угомонившийся Конан. – Или ваши колдуны в самом деле напророчили Вольфгарду быть пусту, а ты решил, что будет очень неплохо заодно избавиться от этого юного зануды Эртеля и прочих людишек вкупе с вечно крутящимися под ногами оборотнями? Отличный замысел! Всего-то хлопот – просто промолчать. Только на кой ляд ты прислал вестников с извинениями? Совесть, что ли, покоя не дает?
Дженна обреченно возвела глаза к потемневшим массивным стропилам: кажется, ее мужу без особого труда удалось довести старого дверга до состояния, в котором руки сами собой тянутся к рукояти оружия, а язык немеет от злости.
– Напророчили… предсказали… Да не колдуны, а колдун! – яростно и крайне маловразумительно возопил Фрам, размашистым жестом перевернув золотую чарку, откуда немедля вытек белесый, резко пахнущий ручеек. – Один-единственный распроклятый колдун, да поразит его безумную голову Молот Великого Кователя, да разверзнется под ним сама земля и рухнет он в Изначальное Пламя!! Чтоб его Темные Демоны сожрали и кости отрыгнули!..
Жалобно скрипнула приоткрывающаяся дверь, в горницу сунулась чья-то встопорщенная борода. Убедившись, что пришлецы не собираются покушаться на жизнь, честь и имущество Старосты, но зачарованно внимают горячечной речи, немедленно исчезла.
– Демоны, это конечно, да… – протянул король Аквилонии, когда дверг, высказавшись, слегка успокоился и потянулся к хрустальной бутыли со сгущенным вином. Руки у него тряслись, поэтому обязанности чашницы временно перешли к Зенобии. – Это я понимаю… Теперь скажи то же самое, но толком и по порядку. Что за колдун такой вдруг у вас завелся?
– Заводятся крысы в погребе, а колдун был всегда, – отрезал гном. – Он служил еще деду нынешнего Подгорного Короля и старше чем ты, госпожа Йен и я, вместе взятые. Мы называем его Офейгом, Слушающим Голоса Камней – это прозвище пристало к нему неизвестно когда, а настоящее имя уже давно все позабыли. Думаю, Офейг и сам его не помнит. Раньше он почти не вылезал из своей пещеры в Граскаальских Копях, но, когда в горах куролесил Бешеный Вожак, а потом создавалось Вольное Пограничье, ему вдруг захотелось перебраться сюда, в город. Возразить никто не рискнул, даже Дьюрин, и это ярмо повесили мне на шею. Я что, я не жалуюсь… – он яростно засопел, бормоча на наречии карликов, но, опомнившись, вернулся к понятному людям языку: – Офейг в мои дела больше нужного не вмешивался, я в его тоже не лез. Жили себе спокойно, горя не знали, к Ярмарке готовились, да вот аккурат четыре дня тому снизошло на дряхлого пня откровение…
– И он напророчил землетрясения, ливни из жаб, явление разъяренного Сета во плоти и конец мира, – докончил киммериец, удостоившись неприязненного взгляда дверга и укоризненного – собственной жены.
– Если бы, – Фрам как-то поник и осунулся. – Тогда бы мы знали, как поступить. И уж точно поделились бы своим знанием с теми, кого зовем друзьями и союзниками. Но Офейг… Офейг сказал… В общем, напугал он нас всех крепко.
Конан вовремя удержался от непроизвольного удивленного возгласа. Если дверг признается в собственном испуге, значит, увиденное или услышанное им действительно выходит за пределы, установленные богами для рассудка любого разумного создания. В этом, как ни странно, поведение гномов очень напоминало традиции уроженцев Полуночных земель, готовых умереть, только бы не допустить, чтобы их заподозрили в способности поддаться страху. Фрам же продолжал говорить, неотрывно буравя взглядом из-под сдвинутых бровей какой-то сучок в полированной столешнице.