Книга Конан и демоны степей - Дуглас Брайан

Клаваст нахмурился и пристально вгляделся в лицо незнакомца. Тот опять улыбнулся:

— Не гадай, не распознаешь. У меня свои причины желать твоему хозяину неприятностей, и тебе об этих причинах знать совершенно не обязательно. Лучше скажи: согласен?

— Ну… — пробурчал Клаваст. — Ежели оно не слишком опасно… Знаешь ведь, как принято поступать с ворами… Мне мои руки еще очень бы пригодились, не хотелось бы, знаешь ли, чтобы отрубили их по самый локоть…

— Не отрубят! — заверил незнакомец. — Точнее, отрубят — да только не тебе. А вот что мне ответь, друг мой Клаваст: имеется ли среди приказчиков в лавках Эйке какой-нибудь красавчик, который был бы тебе особенно не по душе?

* * *

Такой «красавчик», разумеется, имелся: это был молодой человек по имени Инаэро, нанятый вскоре после того, как Тассилон покинул Хоарезм. Поначалу Инаэро был только писцом, причем даже не записывал и не учитывал товар, а лишь переписывал набело беглые заметки, сделанные другими. Но честность и усердие принесли хорошие плоды: спустя пару месяцев Инаэро уже поручили всю лавку, расположенную поблизости от порта.

Торговля здесь велась бойкая, народ заходил самый разнообразный. Случались и солидные купцы, которым хотелось посмотреть товар, договориться о поставках крупных партий — часто в обмен на привезенные издалека товары: слоновую кость, резные изделия из драгоценных камней, мех пушного зверя, мед, льняные полотна. С ними Инаэро вел переговоры, записывал придуманной им самим скорописью предложения, показывал хозяйский товар, назначал встречи, о которых затем через мальчишку оповещал Эйке.

Но заходили сюда и совсем простые люди, моряки, желавшие купить шелковой ткани на платье подруге, горожане, думающие обновить гардероб к свадьбе дочери или сына… И для них у приказчика тоже находилось время, умело подбирались недорогие и красивые вещи. Словом, у хозяина не было никаких причин быть недовольным Инаэро — парень действительно старался и, как все больше и больше убеждался Эйке, в этой лавке оказался совершенно на своем месте. Жизнь улыбалась Инаэро. Впереди, казалось, ждали одни только радости.

Вот и прекрасная Татинь, дочь мастера из камнерезной мастерской, стала глядеть на него благосклонными глазами — а там, можно считать, и до свадьбы недалеко…

* * *

— Где штука нового шелка, которую доставили в лавку вчера вечером? — Инаэро выглядел растерянным. Он точно помнил, где оставлял товар. Это был редкий шелк, предназначенный для продажи очень маленькой партией, ручная работа мастериц Кхитая, украшенный, к тому же, чудесной вышивкой: лебеди и лилии на водной глади. Сегодня должен был зайти покупатель, которому Инаэро загодя расхвалил ожидаемый из Кхитая товар, и сделка обещала быть чрезвычайно выгодной. Однако сегодня шелка на месте не оказалось.

Перерыли всю лавку. Инаэро то и дело поглядывал на водяные часы — клепсидру, пытаясь определить, много ли у него осталось времени до визита покупателя. Мальчишка-рассыльный по распоряжению Инаэро постоянно выскакивал из лавки, выглядывая на дорогу, не идет ли клиент.

Дело складывалось скверно. Куда бы запропаститься целой штуке шелка? Замки и запоры целы, охранник клянется, что никуда не отлучался… И тем не менее товар пропал. Не духи же ночные его, в самом деле, унесли?

Плохо, очень плохо…

И тут сердце у Инаэро упало в пятки. Он вспомнил. И не хотелось бы припоминать, а вот встало в памяти: перед самым закрытием лавки заходила к нему невеста, Татинь, и не одна, а с отцом. Старик камнерез, крепкий еще, с вечно прищуренными, немного слезящимися глазами, сильными пальцами и сутулой спиной, приглядывался к будущему зятю. Смотрел, как тот распоряжается в хозяйской лавке, одновременно и о господской выгоде помышляя и о собственном достатке не забывая. Одобрительно усмехался.

Что и говорить, Инаэро нравился ему. И дочка без памяти влюблена. Человек Инаэро, несмотря на молодость, вроде бы, надежный, рассудительный. Противиться счастью дочки и этого хлопотливого приказчика из лавки господина Эйке старый камнерез не собирался.

Доброжелательное отношение будущего тестя до глубины души тронуло Инаэро. В своей недолгой жизни он нечасто встречал людей, которые бы сразу отнеслись к нему с симпатией. Вот господин Эйке — тот сразу поверил в добрые качества будущего работника. И не ошибся же! А теперь и Татинь с ее отцом…

Вот и растаял, расхвастался Инаэро. Все им в лавке показал, гордясь так, словно ему одному она принадлежала. И как хранит товары, чтобы не портились от сырости (а проливные дожди в Хоарезме случались — как задует ветер с моря, как хлынет в город, кажется, вся морская влага, какая только накопилась в воздухе…), как охраняет от лихого вора хозяйское добро, каким образом разрешаются споры касательно снятия мерок… Ибо что ни страна, то свой способ отмерять длину ткани. Чаще всего, разумеется, меряют локтями, да вот ведь какая незадача — локти у каждого покупателя разные! И почему-то обычно так случается, что приходят в лавку люди с поразительно длинными ручищами — намотают полштуки шелка, а выходит всего-навсего четыре локтя! Дабы избежать такого недоразумения и начертил Инаэро на стене длину «среднего локтя» и всякому покупателю предлагал соизмеряться с длиной именно этого «среднего локтя».

И недоразумений меньше, и крику в этой лавке по поводу «обмеров» не возникает, и обиженные потом не бродят, жалуясь налево и направо: дескать, опять надули их треклятые торговцы, ободрали как липку и еще посмеялись — «это за наши-то собственные деньги!»

А под конец похвалился тем самым только что полученным шелком — небесного цвета, расшитым лебедями…

И вот настало утро, а шелка-то и нет!

Инаэро опустился на скамью, устало потер ладонью лоб. Что же получается? Что старик камнерез (или, что вообще невозможно себе представить!) его дочь проникли ночью в лавку, обдурив или напоив охранника, и утащили прекрасный шелк? Но для чего? Татинь стоило только попросить — и Инаэро купил бы для нее на собственные деньги любой материи.

Он тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Снова позвал к себе охранника. Клаваст как бы нехотя явился.

— Что тревожите занятого человека? — хамски начал он, выразительно зевая. — Что ж это такое делается?! По ночам жизнью своей рискую, охраняя хозяйское добро, точно пес цепной, так потом и днем передохнуть не дают — терзают и мучают! Не знаю я, куда этот проклятущий шелк запропастился! Я-то его всяко не брал, вот провалиться мне на этом месте… Ежели кто и украл — так это тот, кто последним из лавки уходил…

Инаэро болезненно сморщился. Последними лавку покидали как раз он сам, Инаэро, и камнерез с дочерью. Старик, кажется, еще задержался — остановился на пороге поправить ремешок

на сандалии. Неужто в этот самый миг исхитрился и стянул?

Нет, нет, о таком даже и подумать-то страшно. Инаэро еле слышно застонал. «Ну почему это случилось именно со мной! — в тупом отчаянии подумалось ему. — Почему? Отчего так получается — за что ни возьмусь, все рано или поздно рассыпается прахом? И ведь так хорошо все начиналось… Разве я не старался, разве не вкладывал все силы, всю душу в новое дело? Разве не был предан хозяину? И Татинь… как она могла со мною так поступить? Нет! — вдруг с решимостью отринул он худые мысли. — Татинь тут не при чем. Это все отец ее. Хитрый он и жадный. И сразу видно было, что жадный. Когда рассматривал ткани, даже пальцы от алчности скрючил… А она, невинная душа, ни о чем и не догадывается… Но если я уличу старика в краже…» — Тут он окончательно помрачнел, боясь даже закончить свою мысль. Ибо уличи Инаэро отца Татинь в похищении небесно-голубого шелка (и в ущербе, нанесенном торговому делу господина Эйке!), решение суда вряд ли будет милосердным. А лишенный руки старый мастер будет обречен на нищенство и голодную смерть.