Книга Объект "Родина" - Андрей Валерьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
'Блин, скажи нормально!'
— Валите, говорю, отсюда!
Улыбки с лиц 'уродов' смело в одну секунду. Спешившись, они вплотную подошли к редкому забору.
— Слышь, герой, не дерзи. — Предводитель отодвинул деревянную задвижку и вошёл внутрь. — Я с тобой по-человечески, а ты… Старшой, гони двадцатку и вали. Ты, — он кивнул Славке, — хавчик тащи и баб веди. А ты…
Сашка молча метнул свой топор в голову 'охотничка'. Спасла его похвальная реакция — гадёныш присел и тяжёлая железяка прогудела у него над ухом. В следующий момент Сашка уже сбил его с ног, молотя мерзавца кулаками, коленями и лбом.
— ВАЛИ ОТСЮДА, Я СКАЗАЛ!
— Ах ты ж, тля!
А потом Сашка почему-то оказался лежащим на земле, потом ему в лицо прилетел страшный пинок сапогом, потом он закрыл голову руками, и всё его тело взорвалось болью.
— Нет! Не надо!
— А! Нет!
— Дед, не надо… аааа…
ПАМ, ПАМ, ПАМ, ПАМ!
И всё кончилось. Сашка скрючился на земле и его вырвало. Страшно болели рёбра, было больно дышать, а кровь заливала глаза так, что было невозможно рассмотреть, что же происходит вокруг.
— Сашенька! Ой! — Лена выскочила из дому и, повизгивая от ужаса, кинулась к мужу. — Не подходите!
'Солнышко, зачем ты… я сейчас. Сейчас встану'
Глаза не видели ничего. Рыдание Елены перекрыл уверенный баритон.
— Не плачь дочка, всё уже позади.
Дубинин замер.
'А я знаю этот голос! Кузьма?'
Прочухался Сашка только через час. Голова его лежала на коленях любимой, которая забинтовала содранную кирзой кожу на голове и сейчас перебирала своими восхитительными пальчиками вихры, торчащие из-под бинтов. Рядышком сидели очень серьёзные дети, которых обнимала заплаканная мама.
— И чего вы? — Дубинин слабо улыбался.
— Папка!
— Тихо! Не давите на него!
— Баба, я осторожно! Ты что, не понимаешь?
'Кнопка моя'
За дверью слышался деловитый разговор свояка с извозчиками. Мужики что-то обсуждали и ни с кем, судя по всему, не дрались. Мама встала и увела детей на улицу.
— Лена, что произошло?
— Кузьма. Застрелил их. Всех. Он уже ушёл. Велел извозчикам лошадей собрать и этих… похоронить.
Лену начала бить крупная дрожь.
'А. БАЛ. ДЕТЬ!'
— Успокойся, милая. Всё будет хорошо.
Этой ночью Саша так и не заснул. Не из-за боли в избитом теле. Нет. Он лежал, смотрел в тёмный потолок и крыл себя последними словами. До него только сейчас дошёл весь кошмар той авантюры, в которую он втравил свою семью. По какой тонкой ниточке он прошёл. Ведь он НИЧЕГО не мог сделать. От его действий не зависело ничего, и лишь случайность в лице Кузьмы, спасла его жену от надругательства.
'Спасибо тебе, дед'
Утром всё желание Дубинина сходить в гости к деду пропало, едва он дополз до завалинки. Поход к туалету и обратно чуть его не убил. Правый бок горел огнём — рёбра были точно сломаны. С завалинки Сашка отлично видел, как снова на хутор заявился дед, отвёл в сторону заспанных извозчиков и о чём-то долго с ними говорил. Те прониклись и, кланяясь на ходу, побежали запрягать телеги.
— Двадцатка твоя. — Кузьма уселся рядом, бросил в ноги свёрток и протянул Дубинину два червонца.
— Это ж их. У них эти забрали.
Дед усмехнулся.
— Все трофеи твои. И эта двадцатка тоже. Ты молодец, видел я, как ты не струсил. Держи.
И вытащил из свёртка вычищенную, пахнущую маслом, двустволку.
— Дед, ты кто? Откуда у тебя автомат? Володя говорил, специальный, с глушителем и лазерным прицелом.
Кузьма снова усмехнулся и не ответил. Дубинин спохватился.
— Я спасибо тебе сказать хочу. Я твой должник. Спасибо тебе. — Он протянул руку. — За семью спасибо.
— Сочтёмся. — Старик пригладил бороду, и на секунду Саше показалось, что он не так уж и стар. Глаза у него были точно не стариковские.
'Брррр!'
Прибыток Дубинину понравился. Одно ружьё чего стоило! Почти новое! Ну и что, что зарядов к нему всего три штуки, зато — есть. Были ещё четыре довольно приличных самострела, ножи и три пары новых шикарных кожаных сапог. Сашка поморщился.
'Ладно — это потом, как-нибудь'
И сорок один рубль мелочью.
Всех лошадей, кроме двух самых маленьких и коренастых, извозчики, по настоянию Кузьмы, угнали в Заозёрный с целью их дальнейшей перепродажи. Они же заявили о смерти бригады охотников с Зелёного хутора. Переполох поднялся страшный. Убийство шести уважаемых, зажиточных жителей, было делом из ряда вон выходящим. К тому же все они были старожилами и имели в округе кучу друзей. В Дубровку немедленно вышел отряд дружинников из десяти человек, в сопровождении трёх бойцов с Базы во главе с целым сержантом ФСБ. Дело приняло серьёзный оборот. Если бы восстанавливающийся от побоев Сашка об этом узнал, он бы заранее лёг и умер.
— Слушайте сюда. И запоминайте. — Кузьма ухмылялся. — Эти хлопцы тебя избили, а потом напали на катер федералов, которые пришли с инспекцией, проверять новый хутор на побережье. Те их и постреляли.
— Ээээ. Ясно.
— Запоминайте детали…
Ко всеобщему удивлению, всё прошло без сучка, без задоринки. Дружинники скрипели зубами, выкапывая мертвецов из могилы, все, даже вернувшиеся извозчики, дружно рассказывали одну и ту же историю. Несостыковок было много, но… катер с острова — очень серьёзное заявление, которое обязательно надо было проверить. Сержант почесал репу, позвал радиста и устроил совещание с портом. Порт его послал по непечатному адресу и пообещал за ненадлежащее исполнение своих обязанностей по предотвращению бандитизма, разжаловать в рядовые.
— Нас, млять, чуть на абордаж не взяли, пока ты, трах-тарарах-трах-тах-тах-тах, яйца чешешь!
— Закапывайте их нахрен обратно! Дело закрыто.
За молчание и помощь старшой с сыновьями получил откатом две лучших лошади и все шесть трофейных сёдел. Оставшихся двух лошадок выкупила для своих нужд Управа, заплатив за них коробкой детского мыла.
Конец сентября ознаменовался несколькими событиями. Во-первых, выпал первый снег, а во-вторых, с дедом Кузьмой произошла занятная метаморфоза. Он… побрился. А потом — подстригся. Скинул ватник, сапоги и натянул на себя добротный тёплый свитер, брюки и прорезиненный плащ. Жителей Дубровки массово поразил столбняк. Дед Кузьма помолодел лет на двадцать и превратился в высокого подтянутого мужчину 'слегка за пятьдесят'. Сразу узнала его лишь Кнопка, с воплем 'Деда, какой ты красивый!' бросившаяся к нему на руки.