Книга Чаша и крест - Нэнси Бильо

По здравом размышлении я рассудила, что к сестре Элизабет Бартон мои видения не имеют никакого отношения. Не исключено, что это проделки злых духов, населяющих «Алую розу». В общем, решила я, пусть Гертруда и остальные обитатели дома считают меня сумасшедшей, но другого выхода просто нет: надо рассказать маркизе обо всем, что случилось со мной в большой зале.

Моя покойная матушка не только верила в привидения, но и клялась, что даже была знакома со многими из них, обитавшими в древнем фамильном замке в Кастилии. Отец, разумеется, смеялся над ней. Я как-то заметила ему, что от многих слышала о душах, которые не обрели покоя в загробном мире и продолжают преследовать живых. Может быть, это те, кто умер без покаяния… или же люди, жизнь которых была столь ужасна, что и после смерти они продолжают скитаться по земле. «Нет, Джоанна, — помнится, решительно возразил отец, — подобное никак невозможно. Тут уж одно из двух: человек либо жив, либо умер».

Но я же собственными глазами видела эти картины, собственными ушами слышала странные звуки, причем уже два раза и в одном и том же месте. И сумасшедшей меня назвать трудно.

Переступив порог элегантной гостиной, у дверей которой стоял импозантный слуга в ливрее, я увидела, что Гертруда не одна. Констанции сейчас рядом с ней не было, но на больших подушках с вышиванием в руках восседали две юные девицы лет тринадцати, из хороших семейств. Они исполняли при Гертруде ту же самую роль, что фрейлины при королеве, заодно обучаясь изящным манерам и правилам хорошего тона.

Сама маркиза сидела в своем любимом кресле, обложенная мягкими подушками и откинувшись назад, так что голова ее покоилась на спинке. На ней было платье изумрудного цвета, перехваченное в тонкой талии поясом. Руки, кожа на которых была мягче и нежнее, чем на щеках или шее, лежали на подлокотниках.

Рядом с хозяйкой сидел смуглолицый мужчина, возраст которого я бы определила между тридцатью и сорока. Одет он был в легкую и свободную мантию, хотя явно не принадлежал к служителям церкви. Голову мужчины прикрывала круглая шапочка с тесемками, завязанными под подбородком. Что-то в наряде его показалось мне очень знакомым, но я никак не могла вспомнить, что именно. Возле ног гостя стояла сумка, набитая какими-то длинными предметами, углы которых выпирали под грубой кожей.

— Я так и не понял, откуда вам известно про ее способности? До сих пор они вроде бы никак не проявлялись. Простая серая мышка, ничтожная девица, не более того, — проговорил этот человек.

— Просто я постигла, каковы ее тайные желания, — глядя в потолок, отвечала Гертруда. — Они есть у всякого человека, даже если он и не отдает себе в этом отчет.

Незнакомец наклонился вперед и с любопытством спросил:

— Ну и каковы же эти тайные амбиции у нее?

— Бежать от власти своих родственников, этой ужасной семьи. И не просто сбежать от грубых мужчин своего клана, но одновременно и манипулировать ими.

Неужели речь шла обо мне? Но Гертруда говорила настолько спокойно, с такой беспристрастностью, что я засомневалась.

Я кашлянула.

Голова Гертруды вздрогнула, и лицо ее мгновенно изменилось: на нем появилось выражение, которое я видела всегда, когда мы с ней встречались, — искреннее теплое участие с оттенком некоего непонятного мне торжества.

Мужчина, увидев меня, мгновенно вскочил на ноги.

— Неужели это и есть ваша гостья? — проворковал он. — Неужели я имею честь видеть госпожу Джоанну Стаффорд?

Глазки его ощупали всю мою фигуру: сначала сверху вниз, а затем в обратном направлении. Я сразу вспомнила Джеффри Сковилла и разозлилась. Раньше подобные мысли даже не приходили мне в голову, но теперь всякий раз, когда мужчина смотрел на меня так вот вкрадчиво и похотливо одновременно, в моих ушах звучали слова констебля: «Какое впечатление вы производите на мужчин… Глядя на вас, они сразу становятся в стойку… Ваша красота может свести с ума… кого угодно».

Незнакомец взял мою ладонь в свою и поцеловал ее. Ручка у него была пухленькая, мягкая, а губы влажные. Я сразу невольно вспомнила слюнявого гиганта, который только что привиделся мне в большой зале. И только самообладание не позволило мне брезгливо отдернуть руку.

— Однако какая же вы красивая, — продолжал между тем гость Гертруды.

Он отпустил мою ладонь и обернулся к маркизе:

— А вы, между прочим, с ней очень похожи, миледи.

— Вообще-то, госпожа Джоанна не моя родственница, а моего мужа, — ответила она. — Но мы же с нею обе наполовину испанки. Поэтому и похожи.

— Госпожа Джоанна рядом с вами, что луна рядом с солнцем.

Мне стало так противно, что захотелось поскорее покинуть гостиную.

Гертруда склонила голову и поерзала в кресле. Она всегда так ерзала, перед тем как сказать что-нибудь важное.

— Госпожа Стаффорд не приветствует комплиментов как таковых и, когда слышит их, не получает никакого удовольствия.

— Ах да, понимаю… влияние монастырской жизни. — Мужчина уважительно понизил голос.

Гертруда обернулась ко мне:

— Познакомьтесь, милая, это доктор Брэнч, один их самых лучших врачей в нашей стране. Он три года учился в Монпелье. Я никогда не приглашаю для консультаций тех, кто закончил только лишь наш медицинский колледж. — И оба усмехнулись, словно говорили о чем-то, понятном только им двоим.

— Вы нездоровы? Или, может быть, Генри? — спросила я. — Что с вами?

— Ах, все то же самое, ничего нового. У моего дорогого мужа вечные проблемы с пищеварением. А меня с тысяча пятьсот двадцать восьмого года постоянно преследуют какие-то болячки. И помогают только средства, которые рекомендует доктор Брэнч.

Я прекрасно знала, о чем она говорит: десять лет назад, как раз накануне нашей памятной поездки в Кентербери, Англию поразила страшная эпидемия так называемой «потливой горячки», от которой погибло очень много народу. Болезнь оставила свою печать и на Гертруде. Однажды ночью она призналась мне, что больше не может иметь детей. Так что Эдвард — единственный наследник рода Кортни.

Внезапно маркиза нахмурилась:

— Джоанна, вы словно бы не в своей тарелке. Что-нибудь случилось?

При докторе Брэнче, который продолжал ощупывать меня своими масляными глазками, мне совершенно не хотелось рассказывать Гертруде о том, что я испытала в большой зале. Поэтому я сказала:

— Городской глашатай кричал что-то про императора Карла, но я не совсем поняла, в чем там дело.

— Он потерпел поражение в битве у Превезе! — Гертруда хлопнула ладонью по подлокотнику кресла. — Только представьте, магометане наголову разгромили флот Священной лиги! — Да уж, Гертруда прекрасно разбиралась в политике и, как всегда, оказалась на высоте.

— Неужели это правда и варвары-мусульмане порабощают христиан? — воскликнул доктор Брэнч.

— Император Карл рано или поздно одержит над ними верх, — отозвалась Гертруда.