Книга Айсберг под сердцем - Наталья Андреева

— Я так упаду!

— Для новичка, Леша, самое трудное — удержать равновесие во время броска.

— Я уже понял!

— Ну, давай! Скользи вперед! Толкай!

«Подумаешь, премудрость!» — Он попытался выполнить все, что сказал ему «тренер», но тут же запутался и чуть не грохнулся на лед. Камень полетел не в дом, а по какой-то кривой траектории, по самому краю дорожки, и в конце концов остановился, так и не добравшись до первого круга.

— Типа того, — сказал он, распрямляясь.

— Эх ты! Давай еще!

Второй бросок был немногим лучше. Это напомнило Алексею боулинг. Вроде бы все просто: надо запустить шар так, чтобы он попал в центр и сбил кегли, как можно больше. А желательно все. На деле этот треклятый шар летит куда угодно, только не в цель, особенно если игрок неопытный. А Калерия говорила, что камень при броске еще надо подкручивать и одновременно рассчитывать силу броска в соответствии с поставленной задачей. Алексей же к концу первого часа еле-еле добросил камень до дома, поставив его близко к центру, или, как его называют керлеры, к ти. Если Алексей толкал снаряд слишком сильно, тот летел мимо дома к бортику, если же слишком слабо, то он вообще не долетал до нарисованного на льду круга. И все время норовил вильнуть, сбиться с пути. А ведь это самый простой бросок! Постановочный, дро. При этом Алексей так устал, что готов был растянуться прямо на льду и тут же уснуть.

— Это с непривычки, — сказал он дяде Грише. — Я потренируюсь и научусь.

— Это вряд ли, — вздохнул тот. — Глазомер у тебя хромает. Ты в бильярд играешь?

— Нет, а что?

— Керлинг еще называют ледовым бильярдом.

— Да понял я уже, что керлинг — это все! Но мне-то зачем он нужен?

— А затем. Вес сгонять, глазомер упражнять. Мышцами обрастать, а то на сосиску похож. Ты представляешь, каково это, сохранять баланс в течение двух часов, пока длится игра? А щеткой мести? Иначе свиповать. Нагрузки те еще! А ты говоришь — не спорт!

Дядя Гриша нежно, словно девушку за талию, взял камень за красную ручку. Поставил ногу в колодку, легко оттолкнулся и заскользил, как парусник по воде, подгоняемый попутным ветром. У самой линии он отпустил камень, и тот полетел точнехонько в дом, тюкнул поставленный Алексеем синий, выпихнул его из дома, а сам встал почти в самый центр.

— Вот так-то, — удовлетворенно сказал дядя Гриша. И вздохнул: — Нет, Лешка, не быть тебе человеком.

— Много вы про меня знаете!

— А ты расскажи. Я посижу послушаю. Ты меня сегодня внимательно слушал, уважительно. Вот и я тебе уважение окажу.

Дядя Гриша распрямился и, опершись на щетку, изобразил готовность внимательно слушать.

«Попал, как кур в ощип! — слегка запаниковал Алексей. — Заманил, усыпил бдительность, измотал вконец. А теперь, значит, допрос с пристрастием. Ну, хитрец! Сам, или кто заслал?»

— В моей биографии нет ничего интересного, — начал отнекиваться он.

— Как так? На тебя же Калерия запала! На Мухина не запала, а тебе при всех на шею вешается! Что ты ей такого сказал, да еще по инету? — насмешливо спросил дядя Гриша.

— Что красота спасет мир.

— Так это не ты сказал. Не примазывайся, Лешка, к классику.

— Скажите пожалуйста! Мы знаем, кто такой Достоевский!

— Я-то знаю. А вот ты откуда знаешь? — спросил дядя Гриша с ударением на местоимение.

— Я, когда охранником работал, много книжек прочитал. Делать все равно было нечего.

— Охранники обычно телик смотрят, — прищурился айс-мейкер.

— Ну, а я книжки люблю читать. Что тут странного?

— Странностей в тебе, парень, хватает. У тебя на лбу высшее образование крупными буквами написано.

— А я и не скрываю.

— Тогда почему в охрану пошел?

— Так надо было куда-то приткнуться.

— После отставки, что ли? — прищурился дядя Гриша. — Так ты — бывший военный?

— Типа того.

— И стрелять умеешь?

— Ну, допустим, — напрягся он.

— И хорошо?

— Неплохо. А ты что, решил меня киллером нанять?

— Я решил узнать, что тебе здесь, у нас, надо?

— Работа нужна, — пожал он плечами.

— Ох, Лешка! — погрозил ему пальцем дядя Гриша. — Не ври мне!

— Ну, хорошо. Я здесь только ради Леры. Согласился на все, лишь бы быть рядом с ней.

— Это другое дело. Любовь, значит. Ну, давай, становись на исходную.

— Может, хватит на сегодня? — взмолился он.

— А человеком стать?

— Это надо делать дозированно, — вздохнул Алексей. — Нам тут еще две недели мариноваться, так что ты, генерал, не лишай себя удовольствия. Снимай с меня, полена, стружку за стружкой, пока я не превращусь в Буратино.

— А что? Похож! Особенно носом. Слишком уж он у тебя длинный.

«Сам нарвался», — подумал он.

— Что молчишь? — нажал дядя Гриша.

— Устал я, — сказал Леонидов чистую правду. — Сейчас бы в постельку лечь.

— Ладно, иди, — смилостивился учитель. — В самом деле, хватит на сегодня.

— А ты? Тоже спать?

— У меня еще работа. Время детское: половина десятого.

— Может, и мне остаться? — спросил Алексей, замирая. Сил не было совсем.

— Толку-то от тебя? Еле на ногах стоишь. Убирайся уже с глаз моих! — рявкнул дядя Гриша.

Алексей не заставил просить себя дважды. Сегодня было столько событий, что неплохо бы сначала переварить эту густую похлебку, прежде чем добавлять туда новые ингредиенты.

Он не помнил, как доплелся до своего корпуса, как поднялся на второй этаж. Не помнил, как умылся и разобрал постель. В десять он уже спал мертвецким сном, не забыв, впрочем, поставить будильник на полшестого.

Боль во всем теле не стала для него неожиданностью. Он был к этому готов. Знал, что, если не остановится, завтра-послезавтра все пройдет. Но все равно было тяжело. Зато на этот раз он не опоздал.

— Молодец, — похвалил дядя Гриша. — Сила воли есть — уже хорошо.

И все пошло по накатанной: нарезка льда, подбор насадки, разбрызгивание капель по дорожкам. Потом учитель указал Алексею приборы, показания которых помощник айс-мейкера отныне должен был записывать сам.

— Полученную информацию изучай, — внушал ему дядя Гриша. — Анализируй.

— Я так и делаю, — пробормотал он. Сегодня был интереснейший день. Команды должны были выйти на поляну в экспериментальных составах. — А мы будем смотреть игру? — замирая, спросил он у дяди Гриши.