Книга Сети любви - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот, – сказала она, когда служанка с тяжелой ношей добралась до нее, – сейчас я подложу вам под голову подушку. И дам второе одеяло. Вы дрожите. Я – Мэдлин Рейни, лейтенант…
* * *
Дверь, отделяющая комнаты Эллен от всего дома, оставалась все время открытой: она хотела слышать голоса раненых, за которыми ухаживала. Но на улицу она больше не выходила – ее дом был набит до отказа. Кто может нагрянуть?
Лорд Иден горел и бредил. Он сказал, что Чарли ушел. Тогда они ушли вместе. Теперь вернулся только Доминик. А Чарли? Не было томительной надежды на чудо, ее душа не прислушивалась к шагам – а вдруг?..
Все утро она просидела у постели другого человека. Он пристально смотрел на нее, хотя и не подавал других признаков жизни. Она держала его за руку, улыбалась ему, молилась за него, повторяла слова утешения – пока он не умер. И она закрыла ему глаза, набросила простыню и послала слугу разыскивать людей, чьей обязанностью было уносить мертвых.
Но ее постоянно тянуло туда – к лорду Идену. К Доминику. Она боялась, но боролась со своим страхом. Жар сжигает его. Он не спит, но никого не узнает. Не узнает и ее. Когда паренек погрузился в беспокойный сон, а мертвого унесли, она подошла к Доминику и переменила ему повязку. При виде раны и пурпурно-зеленых синяков вокруг сломанных ребер, она вздрогнула.
За целый день хирург так и не пришел, хотя за ним посылали еще накануне и второй раз – утром.
Вечером пришла леди Мэдлин, накинув на голову шаль, в мятом и довольно грязном платье.
– Где он? – спросила она, как только увидела Эллен. – Я никак не могла уйти раньше. Он…
– Он в моей комнате. – Эллен взяла посетительницу за руку и повела за собой. – Он еще жив.
– Еще? – Голос Мэдлин стал резким. – Вы думаете, он не выживет? Ах, как глупо! Я знаю, как это бывает. Это ужасно, ужасно! Ах, Домми!
Она вбежала в комнату, бросилась к брату и склонилась над кроватью, не надеясь на ответ.
Эллен стояла в дверях и смотрела, как другая женщина взяла его за руку, поднесла ее к лицу и заговорила с ним. Его глаза были открыты и блестели, но он не узнал свою сестру.
– Ему нужен хирург, – сказала Эллен, – но они все, видимо, слишком заняты. Я переменила ему повязку и попыталась напоить. Больше я почти ничего не могу сделать.
– Я понимаю. – Мэдлин выпрямилась, по-прежнему не сводя глаз с брата. – Я понимаю. Мы совсем беспомощны. Домми, вы не должны умереть. Вы меня слышите? Вы сражались там. Теперь вы должны сражаться здесь. Должны. Вы не должны умереть. Я не хочу стать старшим близнецом, Домми.
Она осторожно выпустила его руку, положив на постели, и повернулась к Эллен.
– Вы очень добры, что известили меня, – сказала она. – И я вижу, что вы обеспечили ему самый лучший уход. Он вымыт. Я не могу здесь остаться. Было бы эгоистично с моей стороны переехать сюда только потому, что здесь мой брат. Там их тысячи… и в доме леди Андреа их очень много, а тех, кто ухаживает за ними, так мало. Там и лейтенант Пенворт. Он потерял ногу. И один глаз. Я должна вернуться.
Она с удивлением поняла, что из горла у нее вырвалось рыдание. Она думала, что уже не способна что-либо чувствовать.
– Да, должны, – согласилась Эллен. – Здесь в доме есть прислуга. И вы знаете, что я о нем позабочусь. Последние три года он стал почти членом нашей семьи.
– Да, – сказала Мэдлин, бросая на брата взгляд, исполненный муки. – А ваш муж? Есть о нем вести? Очевидно, все собираются у Нивеля, чтобы двинуться на Париж.
– Значит, сражение окончено? – спросила Эллен. – Да, вести есть. Лорд Иден сообщил мне… Он ушел.
– В Пар… – Но тут Мэдлин взглянула на Эллен. – Ах нет. Я…
– Не нужно! – резко проговорила Эллен. – Вы ступайте, леди Андреа нужна ваша помощь. А у меня в соседней комнате лежит юноша… Испуганное раненое дитя. Когда придет хирург, я буду с ним сражаться, потому что рука у паренька распухла и хирург решит, что ее нужно ампутировать. Но рана чистая, и я уверена, что опухоль спадет. Я буду сражаться за его руку. – Она засмеялась. – Как вы думаете, мне понадобится шпага, чтобы одолеть хирурга?
Мэдлин сильно побледнела. Но она расправила плечи и тоже улыбнулась.
– Может быть, хватит ножниц? – сказала она. – И очень сурового вида.
– Попытаюсь, – сказала Эллен; она стояла в дверях и смотрела, как ее гостья легко сбежала по ступеням. – Не беспокойтесь, я сообщу вам, если будут какие-то перемены.
На следующий день к вечеру хирург появился. Добродушный и громкоголосый, полагавший, что чем громче будет его голос, тем легче он проникнет сквозь жар и боль своих пациентов.
Но при этом он отнюдь не был груб. Он осторожно снял повязку с руки юноши, смеясь и болтая с явным намерением отвлечь внимание раненого. Но юноша смотрел на врача глазами, круглыми, как блюдца, и полными ужаса.
– Хм, – сказал хирург, – дела неважные. Ну что ж, дружище, пока еще она у тебя не гниет, но скоро может и начать. Придется отнять руку, а? И дело с концом. Я пришлю к вам кого-нибудь.
– Нет, – спокойно сказала Эллен. – Если в ампутации пока нет необходимости, подождем. Я буду чистить рану и перевязывать. И надеяться на лучшее. Жар у него уже стал гораздо меньше.
Хирург нахмурился.
– Вы родственники, мэм?
– Нет – ответила она. – Но пока он у меня в доме, я буду ему вместо матери.
Хирург запрокинул голову назад и разразился хохотом.
– Ох уж эти матери! Почему, мэм, вы думаете, я вступил в армию?
Взглянув на лорда Идена, хирург покачал головой. Сняв повязку он внимательно осмотрел рану.
– Вызревает гнойник, – сказал он и снова покачал головой – Ну что же, этого мы не можем ампутировать. Не так ли, мэм? Стало быть, и ссориться не из-за чего. – Он посмеялся собственной шутке. – Сильный жар. Хм-м. Придется пустить кровь.
– Разве он недостаточно потерял крови? – осторожно спросила она.
– Очевидно, нет. Иначе у него не было бы такого страшного жара. Подержите-ка тазик.
После кровопускания лорд Иден действительно стал поспокойней. Но это, подумала Эллен, результат ужасной слабости.
Уходя, хирург сказал, что зайдет завтра, если сможет, пустит кровь пациентам и посмотрит, в каком состоянии рука у юноши.
* * *
Лорд Иден цеплялся за жизнь. Хотя порой ему казалось, что куда легче и проще не держаться за нее. Часто ему хотелось вцепиться зубами в этот изнурительный жар и сумасшедшую боль, уничтожить их, освободиться от них. Казалось, что в груди у него что-то распухает, растет и вот-вот взорвется и разнесет его в клочья. Порой он забывал, кто он и где находится.
Только одно удерживало его в жизни. Только один человек. Когда он приходил в себя, а ее не было рядом, он закрывал глаза и ждал. А дождавшись, успокаивался. Иногда он вспоминал, кто она такая, а иногда, теряя нить связи с реальностью, забывал. Только пытался понять: он действительно что-то значил для нее? Кто она? Он не знал этого.