Книга Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер

— Что беспокоит тебя? — Друзилла мимолётным движением коснулась его груди, покрытой рыжеватыми волосками.

— Мне нужен наследник, — отозвался Гай.

Друзилла тихо вздохнула и отвернулась, мучительно прикусив губу. Что угодно она готова дать Калигуле, только не законного сына! А незаконный, зачатый от запретной кровосмесительной связи наследником быть не может.

— Гемелл ждёт моей смерти, — доверительно шептал Калигула, обнимая Друзиллу и глядя в пространство, мимо неё. — Я заметил во время болезни нетерпение, отразившееся на его бледном вытянутом лице. Имей я сына — Гемелл перестанет считаться наследником.

Друзилла по-прежнему молчала, отвернувшись. За её спиной Гай мечтал о сыне. И был так далёк, что не замечал крупных слез, текущих по лицу сестры.

— Сын укрепит моё положение…

Друзилла беззвучно плакала. Сын от другой женщины выроет между любовниками пропасть, которую не проделали ни бабкины запреты, ни злая молва.

— Я должен жениться!

Она перестала сдерживаться и громко всхлипнула. Лишь сейчас Калигула с удивлением заметил слезы Друзиллы. Он обернул к себе покрасневшее от слез лицо сестры, вытер пальцами слезы, разгладил горькие складки в уголках губ.

— Ты позволишь, Друзилла? — Гай просительно заглянул в глаза, упрямо избегающие его. — Только ради рождения сына! Я никогда не перестану любить тебя.

— Кого ты избрал в жены на этот раз? — девушка не скрывала злобной ревности.

Калигула откинулся на подушки и улыбнулся мечтательно.

— Вчера я заявил в курии, что хочу жениться. Попросил отцов-сенаторов выбрать для меня самую красивую женщину Рима. С какими серьёзными лицами почтённые сенаторы перебирали достоинства и недостатки знатных матрон! Словно решали важнейшие государственные дела! — он рассмеялся с иронией. — Спорили час, пока не сошлись на одном имени. Красивейшей женщиной они назвали Лоллию Павлину, супругу наместника Ахайи. На ней я и женюсь!

— Она замужем, — сверкнув глазами, возразила Друзилла. Ей было больно слушать, как возлюбленный брат восхваляет красоту другой.

— Разведётся! — небрежно бросил Калигула.

Император потянулся к Друзилле. Мерное покачивание носилок вызывало в нем желание. Шум толпы извне добавлял к ощущениям особую остроту. Друзилла, капризно глядя в сторону, оттолкнула настойчивые руки Гая. Отодвинулась от него на край носилок. Калигула вопросительно вздёрнул бровь, улыбнулся краем рта и отвернулся, небрежно насвистывая песенку гладиаторов.

Остаток дороги прошёл в тягостном молчании. Дом Агенобарба находился недалеко от Палатинского дворца. Но ссора сделала непомерно длинными эти несколько кварталов.

XXII

Наместнику Ахайи полагается жить в Коринфе. Гай Меммий, поклонник греческой поэзии, предпочитал Афины. Ему нравились светлые дома с плоскими кровлями; дороги, усаженные смоковницами и маслинами; Акрополь, портики храмов которого держатся на головах умиротворённых кариатид. Эллины с медленным достоинством прогуливаются по солнечным улицам. Услаждая слух, звучит певучий язык Гомера и Гесиода. Правда, в последнее время город наводняют оборванные евреи. Громко ругаясь на гортанном наречии своей земли, они спорят: мессия или нет последний проповедник, появившийся в Иерусалиме. Гай Меммий гоняет евреев, но без особого рвения. Иудейский бог ему безразличен.

Забросив государственные дела, Меммий часами просиживал в саду под платанами. Внимательно рассматривал красно-чёрные рисунки на старинных коринфских вазах. Читал вслух «Илиаду», наслаждаясь звучанием собственного голоса. Лоллия Павлина рассеянно слушала его, тоскуя о Риме.

— Доминус! Послание от императора! — писец почтительно склонился перед Меммием и передал ему навощённые таблички.

Наместник со вздохом отложил в сторону свиток с сочинением Гомера и взял послание. Покрутил таблички в руках, проверил печать — не взломана ли? Среди рабов всегда могут найтись предатели, подкупленные завистниками. Удовлетворившись осмотром, Меммий открыл таблички. Пробежал глазами неровные строки, выдавленные на воске, и растерянно посмотрел на жену.

— Лоллия! — пробормотал он. — Император требует, чтобы я немедленно дал тебе развод и отправил тебя в Рим!

Лоллия Павлина замерла в изумлении. Красиво очерченные губы слегка приоткрылись.

— Зачем? — недоуменно спросила она.

Меммий раздражённо передёрнул плечами:

— Гаю Цезарю донесли о твоей красоте. Он хочет жениться на тебе.

Лоллия грациозно соскользнула со скамьи и подошла к мужу. Тонкая голубая туника обрисовывала стройное тело. Длинные серьги, покачиваясь при ходьбе, касались точёных плеч. Меммий залюбовался ею.

Улыбаясь мужу, Лоллия с нежной настойчивостью отобрала у него таблички. Шевеля пухлыми накрашенными губами, прочитала послание. Приложила ко лбу тонкую ладонь. Сердце женщины учащённо забилось. Она ощутила себя героиней старинных легенд — смертной, осчастливленной любовью бога. Европой, похищенной Зевсом-быком. Или Ледой, возлюбленной лебедя.

— Что нам делать? — Меммий обхватил ладонями красивое лицо жены и притянул к себе. Ослушаться императора — опасно. Но Меммий готов был рискнуть ради Лоллии Павлины.

— То, что приказал цезарь, — Лоллия увернулась от объятий мужа. Голубые глаза красавицы, прежде лениво-томные, теперь напоминали лёд.

— Лоллия, неужели ты хочешь оставить меня? — в голосе Меммия недоверие смешалось с обидой.

— Так велел император, — она избегала прямого ответа. Но в душе испугалась: вдруг муж не отпустит её, и волшебный сон пролетит мимо? — За непослушание Гай Цезарь вправе наказать нас!

Нахмурившись, Меммий покинул сад. Молча, не глядя, прошёл мимо жены и до вечера закрылся в таблинуме.

Лоллия вернулась в свою опочивальню. Велела рабыне открыть сундук и долго перебирала шёлковые туники, сложенные на дне. Расправляла самые новые и красивые, прикладывала к груди и рассматривала себя в зеркало. Решала, в каком виде показаться императору, чтобы покорить его. И вздрагивала, слыша скрип половиц, доносящийся из таблинума.

Гай Меммий, заложив руки за спину, бродил по узкому длинному помещению, уставленному свитками и таблицами. Угрюмо склонив голову, размышлял о странном приказе императора. Темнело. Ночь напомнила ему о супружеских ласках. Меммий думал о Лоллии, сладко разметавшейся среди шёлковых подушек и покрывал. Её жаркое дыхание пахло розами, потому что она, подражая восточным женщинам, любила жевать розовые лепестки… Меммий стиснул зубы и тихо застонал с тоскливым томлением.

Покинув таблинум, наместник отправился в опочивальню жены. Он рассчитывал заворожить её ласками, как в минувшие ночи. Вскружить ей легкомысленную голову и заставить забыть о зове императора.

— Лоллия?! — тихо позвал он, войдя в полутёмную опочивальню. И открыл объятия, ожидая когда жена прильнёт к его груди.