Книга Падение сквозь облака - Анна Чилверс

Глава 14

— Кто знает, как долго продлится наше совместное существование. Люблю тебя. Думаю, нам нужно находиться вместе большую часть времени, которое нам отведено.

Голос Гевина затих, уступив место звяканью чашек и блюдец. Мы сидим в кафе на главной улице и делим на двоих содержимое чайника. Мы оба закончили рабочий день. У меня кружится голова.

Я наклонилась над столом, схватила его руку обеими руками, потянула к губам и поцеловала ладонь. Его кожа пахла терпентиновым маслом, на ней оставались крохотные следы белой краски. Я поцеловала его ладонь еще раз и провела кончиком языка по линии жизни. Он улыбнулся, и я опустила наши руки на поверхность стола.

— Я тоже люблю тебя. — В ответ на мои слова он улыбнулся шире. — Но откуда обреченность и пессимизм? Твой голос звучит так, будто ты ожидаешь, что все кончится в любую минуту.

Он вздохнул и отнял свою руку.

— Знаешь, все может случиться.

— Ты слышал, о чем мы говорили только что? О любви с большой буквы. Это значит, ты привязан к людям. Что бы ни случилось, мы будем преодолевать это вместе.

— Я предпочел бы гулять с тобой в безлунную ночь.

— Безлунную?

— Да. Никакой луны. Никаких звезд. Просто темнота, мы с тобой и вересковая пустошь.

— Не отвлеклись ли мы от темы?

— Нет, это как раз то, о чем я говорю. Мы должны заниматься тем, чем хотим заниматься. Жить полнокровно. Проводить время так, как хотим.

Я схватила другую его руку, когда он потянулся к чайнику.

— Милый, мне хочется, чтобы мы прожили полнокровно остаток нашей жизни.

Он провел большим пальцем по моей ладони, глубокая борозда от этого действа прокладывала возбуждению дорожку до самой моей потаенной ложбинки.

— Значит ли это, что ты пойдешь со мной по вересковой пустоши в следующее новолуние?

— Да.

Он смотрел прямо мне в глаза и смеялся:

— Не следует ли нам уйти и вернуться в комнату?

— Да, пожалуй.

На улице он схватил меня за руку и повел по аллее между кафе и следующим магазином. Он прижал меня к стенке, и мы поцеловались. Я прижалась губами к его губам и телом к его телу. Я чувствовала его напрягшееся естество. Просунула руку в его брюки и охватила его пальцами. Затем он завозился с моей юбкой, устраняя ее со своего пути. Внезапно я почувствовала его в себе, и весь мир замер.

— Здесь нельзя, может увидеть кто-нибудь, — прошептала я ему на ухо.

— Если повезет, то это будешь ты, — прошептал он в ответ.

До следующего новолуния оставалось две недели. Мы проводили эти недели в работе, прогулках, любовных утехах и беседах. Это были лучшие недели в моей жизни. Иногда по вечерам мы заходили к Мелу и Шейле, угощались на их кухне. Другими вечерами ходили в паб, вместе с супружеской четой или без нее. Но день, по обыкновению, кончался в нашей комнате, где мы, переплетясь нагими телами, катались и извивались в постели до тех пор, пока едва могла представить себе, чья часть тела кому принадлежит.

Однажды ночью, лежа в постели на моей спине, вспотевший и охваченный истомой, которая наступила после совокупления, Гевин потянулся и вставил между моих губ прикуренную сигарету. Я подняла вверх обе свои руки. Одной из них взяла сигарету, другой схватилась за запястье Гевина. Непроизвольно я стащила пальцами ленту от пота, обнажив скрывавшийся под ней шрам. В комнате воцарилось молчаливое ожидание. Гевин и я смотрели друг на друга. Не моргнув и не отводя взгляда, я поднесла его запястье к губам и поцеловала. Его лицо ничего не выражало. Я лизнула шрам, провела языком по его окружности, пока она не кончилась. Шрам окружал его запястье полностью. Я снова поцеловала его и бросила на Гевина взгляд.

Наконец он заговорил:

— Это след от веревки. Запястья были связаны за спиной. Они сняли наручники и связали меня в наказание веревкой. Поверхность веревки была грубой, а руки они связали крепко. Они мочились на меня в том месте, где были связаны руки, чтобы веревка жгла сильнее.

У меня было такое чувство, будто кто-то попал камнем в мою грудь. Я была раздавлена. В голове никаких мыслей. Не думала о том, через что он прошел и как ему помочь. Я снова поцеловала его запястье.

— Люблю тебя. — Вот все, что я могла подумать и сказать.

Утром мы сели в автобус до Камелфорда, выехали из города и поехали по Бодминской пустоши. Взяли с собой спальные мешки и еду, но от палатки отказались.

Это была наша первая, по-настоящему совместная прогулка. До нее, в Девоне, когда я гуляла, он оставался в пабе. С ним было приятно совершать прогулку. Мы почти всегда шли в ногу, и он не болтал. Это меня устраивало. Мы шли рука об руку, и легкий дождик окроплял наши лица. Так бродили час или два, за это время как раз добирались до вересковой пустоши.

Сначала шли по проселочной дороге, ведущей к паре отдаленных коттеджей. Затем через ворота выходили в открытое поле, где паслись овцы. Трава была коротко объедена, а склоны холмов усеяны серыми камнями и булыжниками. Небо было бледной тенью такого же серого цвета. Тропа вилась бурой, резко обозначенной, протоптанной змейкой. Здесь мы пошли быстрее. Ноги ступали по ней легче, чем по дороге в рытвинах. На полпути через первое поле располагался влажный болотистый участок, уложенный камнями для перехода. Грязь была не слишком жидкой, поскольку стояла в основном сухая погода. Мы прыгали с одного на другой камень, смеясь и покрикивая друг на друга.

Вокруг находилось немного людей, и по мере того как наступал полдень, их число увеличивалось. За полями открывалась вересковая местность, и булыжники становились более крупными. В некоторых местах попадались стоячие камни. Мы обходили их, поскольку вокруг собирались группы людей с фотокамерами. У Рафтора мы остановились перекусить, присев на камни, которые громоздились в стороне от тропы. Выбрали место подальше от тропы, чтобы нас не видели.

Я села на камень, нагревшийся от солнечного света. Стала жевать хлеб и огляделась. Голубое небо, вересковые поля, тянувшиеся повсюду отары пасущихся белых овец. Мелькали розовые, красные или голубые тенниски людей, бродящих по тропам небольшими группами. В воздухе разносились разные звуки: голоса, окликавшие друг друга, смех, блеяние овец. Эти звуки окружали нас и в то же время существовали отдельно. Сидя на камнях, где нас не видели, мы составляли маленький приватный мирок.

Гевин сидел на большом камне, свесив ноги. Он был одет в черную тенниску, черные джинсы и ботинки фирмы «Де Мартенс». Волосы коротко подстрижены, на шее и руках приличный загар. Запястья прикрывали ленты от пота, татуировка на тыльной стороне руки зажила. Черная магическая фигура выглядела внушительно и устрашающе. Глядя на него, я чувствовала знакомое томление, идущее из-под низа живота. Интересно, насколько хорошо мы были укрыты от дороги. Он почувствовал мой взгляд, повернулся и улыбнулся.