Книга Мефодий Буслаев. Тайная магия Депресняка - Дмитрий Емец

От недавнего счастья остался заплеванный огрызок. НесчастныйЕвгеша ощутил себя языческим богом, сорвавшимся с Олимпа после неумеренноговозлияния нектара. Заметив, как вытянулось лицо Мошкина, Ната пожалела его.Все, что касалось человеческой мимики, было для нее открытой книгой.

– Так и быть: учись, пока я жива! Открою тебе свой фирменныйсекрет. Все равно тебя он не спасет, как и вообще ничто уже не спасет, –сказала она великодушно.

– Правда не спасет, да? Почему не спасет? Но я не огорчен,нет?

– Потому что не спасет. Если бы люди были способны учитьсяна своих ошибках, они не были бы в такой помойке… Так ты слушаешь?

– Я слушаю, да? – удивился Мошкин.

– Если хочешь нравиться, запомни несколько простых правил.Первое: слушай больше, чем болтай. Второе: язык жестов. Реагируй на то, чтоговорит собеседник, и копируй его жесты. Можешь даже слегка утрированно,главное, не напряженно… Больше легких, мимолетных, будто случайных прикосновенийк девушке. Только не надо при этом потеть и надувать щеки, как пляжныекультуристы, которые везут свою тушу купаться в море. Бройлеры нравятся толькокухаркам… И осанка, дружок, осанка! Не сутулься, не опускай плечи, а токопеечку хочется дать! Спина прямая, голова чуть наклонена. Легко иестественно.

– У меня не получается легко, – обреченно сказал Мошкин.

– Думаешь, я этого не знаю? Ты бука, и с этим ничего уже неподелаешь. Но будь хотя бы доброжелательной букой, в рамках своего характера.

– И все, да? – спросил Мошкин жадно.

Его мысль уже работала в направлении того, что надо все этозаписать в блокноте в столбик и отмечать плюсами и минусами выполнениеотдельных пунктов. А начать можно будет, пожалуй, со следующего понедельника.

Ната похлопала Мошкина по руке.

– Ты так противно это сказал! Расслабься, умоляю! –попросила она.

– Расслабься? – удивился Мошкин, мысленно разлиновывающий вблокноте уже третий столбик.

Ната посмотрела на Евгешу взглядом абстрактного ценителя,почти любуясь.

– А почему нет? Ты же красив, Мошкин! Прекрасен, какноворусская подделка греческой статуи с подклеенными отбитыми частями. Ванатомическом театре ты дал бы и Мефу, и Чимодану сто очков вперед, да толькочто толку? Жизнь не анатомический театр, и призы в ней выдаются не самыммускулистым, а расслабленным, настойчивым и отважным. Твоя красота служит тебеменьше, чем дохлому льву его рык! А теперь очисти помещение! Не мешай мнеодеваться!

* * *

Когда Мошкин вышел из комнаты Наты, было уже около одиннадцатиутра, пиковое время для лентяев, понимающих, что хочешь не хочешь, а надоначинать шевелиться. Чимоданов давно уже мудрил у себя в комнате: то лиизготавливал коктейль Молотова, то ли покрывал лаком новую партию оживающихчеловечков. Из-под его двери пахло чем-то едко-стерильным, как в химическойлаборатории. Зудука, выставленный вон, нервозно бегал вдоль двери и подсовывалпод нее горящие бумажки, смутно надеясь взорвать любимого хозяина со всемипотрохами.

Мошкин спустился в приемную. Дафна, только что вернувшаяся сМефом после безуспешных поисков Депресняка, дремала в кресле. Кто-то, скорейвсего тот же Буслаев, заботливо укрыл ее пледом. Несмотря на влияние Эди иэпизодическую склонность к хамству, Меф умел быть заботливым в деталях.

На столе у Улиты зазвонил телефон. Однако сейчас Улита былане в настроении.

– Тля, как меня достал этот телефон! Пусть его изобретательизобретет его обратно! – сказала Улита.

Она сняла трубку и, поняв уже, что на том конце проводаошиблись, сказала на опережение:

– Это вам телефонирует Москва!

– Кто-кто? – озадачился совсем юный голосок.

– Москва. Город такой, девушка! – отвечала Улита и бросилатрубку на рычажки.

Некоторое время она страдальчески глядела в потолок, точноразмышляя, чем ей заняться, чтобы не мучиться, а затем, разогнав комиссионеровзаявлением, что собирается работать над донесением Лигулу с поименным указаниемтех, кто ей мешает, в двадцатый раз написала на бумажке: «Я ненавижу Эссиорха!»

Меф не удержался и предположил, что когда она напишет это всотый раз, то упадет к Эссиорху на шею, за что едва не был убит метательнымножом. На свою удачу, он успел схватить стул и загородиться им. Нож вошел всиденье стула до половины лезвия.

– Не порти казенную мебель, вредительница! Она эйдосовстоит! – строго сказал Меф.

Улита покосилась на него и облизала выдвинувшиеся глазныезубы.

– Забудь об этом. У меня гемоглобин низкий! Отравишься! –предупредил Буслаев.

– Хочешь мысль, Меф? Знаешь, почему в Москве многие вещисовсем не фонтан? Здесь мамы слишком нянчатся с маленькими мальчиками и слишкомчасто орут на маленьких девочек. Во всех же нормальных городах все происходитнаоборот. Именно поэтому мы вырастаем монстрами, а вы цуциками.

– Гав-гав! – сказал несправедливо обиженный Меф.

Уж на кого-на кого, а на него в детстве орали очень часто. ИЭдя, и папа Игорь, и двадцать пять уродов, временно исполняющих должностьотчима. Меф так и называл их по первым буквам «УВИДО», с невинной рожицейпредлагая угадать, что это означает.

Улита не ответила. Не тратя слов, она нарисовала на голове уЭссиорха детский горшок, надетый на манер каски. Эссиорх глупо улыбался иотдавал честь. Должно быть, бедной ведьме казалось, что ей так проще будетразлюбить.

– А ты куда, Одиссей? – спросил Меф у Мошкина, заметив, чтоон одевается.

– Я хотел пройтись, нет? – засомневался Мошкин. Как и всеего желания, желание гулять было слабовыраженным.

– А… а… а… Ну раз хотел, то иди! – невнимательно сказалБуслаев.

Он часто так говорил в последнее время «а… а… а…» – иневозможно было понять, то ли он издевается, то ли просто принимает информациюк сведению.