Книга Исповедь черного человека - Анна и Сергей Литвиновы

Королеву очень нравилось, что первый спутник оказался в виде шарика. В редчайшие лирические минуты, которые даже у него все-таки бывали, он сказал: «Красивый он у нас получился». Кто-то возразил ему было, в том духе, что внешний вид для изделия далеко не самое главное, а ЭсПэ завелся: «Вы не понимаете, он у нас еще в музеях будет стоять!» И ведь как в воду глядел: нет нынче музея авиации и космонавтики без спутника: макета, модели или, на худой конец, рисунка или чертежа. И нет без него истории двадцатого века.

Ядовитый Ален Даллес, шеф американского ЦРУ, ворчал по поводу нашего ПС-1, что, дескать, русские запустили в космос кусок железа, — ну, так запустили же мы, а не вы! Первыми!

Байки о спутнике, ЭсПэ и других космических победах и провалах рассказывал Владику Юрий Васильевич Флоринский. Флоринский был личностью колоритнейшей. На взгляд Владика, откровенно старый (теперь-то понятно, что тогда ему было всего лишь под пятьдесят), Юрий Василич был из одним из давнейших соратников Королева. Как он сам говорил молодому технику, «я с ЭсПэ еще планеры в Коктебеле запускал, когда ты даже в проекте не значился».

Владик с Флоринским сошлись в курилке. Юрий Василич курякой был страшным. Из комнаты его коллеги выгоняли (хоть и сами покуривали, да и не было запрещено строго-настрого дымить на рабочем месте). Но тот слишком уж оказался запойным. Он бродил на лестнице или по курилке, глотал дым, думал. К тому же размышлять сидя (или стоя на месте) старый конструктор не мог. Говаривал: «Я работаю ногами». Вот и расхаживал энергично взад-вперед, мычал, напевал, потирал руки — был, в общем, похож на полоумного изобретателя из кино (каковым, как оказалось впоследствии, совершенно не являлся). Встрепанный, временами недобритый, с криво торчащими галстуком и воротничком, Флоринский прикуривал одну папиросу от другой, туша предыдущую обо что ни попадя: урну, подоконник, стену, дверной косяк, батарею. Казалось, человек пребывает в совершеннейшем творческом угаре, остановишь его, прервешь высокий полет — скажет что-нибудь несуразное про интегралы. Но не тут-то было: Юрий Василич умом обладал ясным, практичным и саркастичным. Знакомство их с Владиком началось так: однажды они втроем, с Радием и новым знакомцем, эмвэтэушником Жорой, восхитились в курилке гением советского человека, что забросил на орбиту собачку Лайку. Случившийся рядом Флоринский усмехнулся и тихо, но отчетливо проговорил: «Да уж, удивили мир неслыханным злодейством». Только много позже Владик узнает, что слова нового знакомца были неполной и не совсем точной цитатой из драматурга Островского, из пьесы «В чужом пиру похмелье»: «Изумлю мир злодейства, и упокойнички в гробах спасибо скажут, что умерли». Но тогда, в курилке совершенно секретного космического КБ, слова странного старичка показались настолько чужеродными и несвоевременными, что ни один из троицы молодых людей даже не нашелся что ответить. И впрямь: согласиться — странно и опасно, дать идеологический отпор — вроде не за что особо, да и неудобно, старший ведь товарищ!

Владик впоследствии сдружился с Флоринским на почве футбола: там же, на лестнице, стали обсуждать наши шансы в Швеции, куда советская сборная должна была впервые поехать на чемпионат мира. Владик пребывал в самых радужных предвкушениях: мы ведь — олимпийские чемпионы! Ах, как играет Стрельцов! А Яшин! Нетто! Симонян! Юрий Васильевич был, однако, преисполнен скепсиса: всех раздерут бразильцы, настоящие кудесники мяча, там новый парнишка появился, даже лучше нашего Стрельцова играет, настоящий чернокожий гений, прозвище — Пеле. Забегая вперед, следует сказать, что со своими прогнозами, как всегда случалось, угадал не оптимист Иноземцев, а его старший, более искушенный в жизни товарищ.

Впрочем, Флоринский свободно разбирался не только в воздухоплавании, ракетах и футболе, но и во многих других вещах: театре, литературе, даже балете. Но более всего Владику нравились в исполнении Флоринского байки, связанные с профессией, их КБ и Королевым.

Тот рассказывал, например, как на самом первом ракетном полигоне, в Капустином Яре, не успевали — дело было еще при Сталине — сдать вовремя пусковой комплекс для одной из первых баллистических ракет. Трудились тогда на стройке, как и на всех наших полигонах, солдатики (зэкам секретные объекты не доверяли). Приехал из Москвы Королев, видит — и впрямь, в сроки никак не укладываются, и начальник полигона уверяет: да и невозможно уложиться! И тогда ЭсПэ объявил: если сдадут комплекс к сроку, то он гарантирует, что всем солдатам дадут досрочный дембель. И что же: завезли прожекторы, стали пахать день и ночь. Успели!

Повествовал Юрий Васильевич также, что первоначально планировалось первый спутник запустить не четвертого, а шестого октября пятьдесят седьмого. Но потом кто-то прочел в «белом ТАССе», что в США именно на четвертое анонсировали доклад на одной научной конференции на тему: «Спутник над планетой». Доложили ЭсПэ. Королев запереживал ревниво: не опередили бы нас «американе»! Связался с КГБ, ему оттуда ответили: у разведки нет данных, что Штаты запустят изделие четвертого числа или ранее.

— Значит, не запустят? — переспросил тот.

— В точности утверждать тоже не можем, — ответили в органах. — Может, и запустят.

И тогда Королев сократил и без того сжатые сроки, отказался от нескольких проверок и выстрелил своим «куском железа» первым!

Флоринский, когда запускали спутник простейший, был на полигоне. В его трактовке южный полигон был одним из суровейших мест в Союзе. Настоящая пустыня, летом жарища, зимой холодина, пыльные бури во всякое время года. Даже двустишие прочитал: «Тюратам, Тюратам, здесь раздолье одним ишакам». На полигоне действовал строжайший сухой закон, спиртное купить негде, до ближайшего магазина — несколько часов на поезде. Однако имелось неограниченное количество спирта. И вот, по случаю запуска спутника, Королев оказался настолько воодушевлен, что сказал всем спасибо за работу и распорядился, чтобы спирт выдавали по чайнику на человека, и добавил:

— Я думаю, все мы заслужили пойти это отметить. Выпить… — Тут он сделал внушительную паузу и добавил: — …чая.

Кто-то из молодых, не испорченных еще инженеров воодушевленно воскликнул:

— Ой, а у меня и бутылка вина есть!

Королев совершенно серьезно ответил:

— А вот вино вам придется сдать в спецчасть. Вернут при возвращении в Москву.

Что интересно, рассказывал Флоринский, несмотря на чайник спирта на рыло, никого упившегося на полигоне в тот раз не было.

Американцы запустили свой первый спутник через полгода, когда Владик уже работал в ОКБ. «Звездно-полосатые» отправили на орбиту вот уж точно — кусок железа, весом около восьми кило. В десять раз легче! Ох, и посмеялись они с друзьями — Радием, Виленом, новым приятелем Жоркой — над «штатниками»! Да если бы только они хохотали. И не скажешь, что пропаганда работала. Нет, у многих простых людей в СССР росла уверенность: так и должно быть! Мы, советские, фашизм победили. Над Рейхстагом свое алое знамя водрузили. Мы заслуженно и в космосе первые!

А в мае полетел новый советский спутник, уже третий по счету! Теперь Владик не просто слышал по радио сообщение ТАСС о запуске (как было с первым спутником, а затем с Лайкой). Сейчас можно было сказать, перефразируя Маяковского, что его труд вливался в создание нового изделия. И пусть вклад его был малюсеньким — в самом деле, смешно, подсчеты на арифмометре. Но, впрочем, какая разница — важен сам факт!