Книга Ночь Томаса - Дин Кунц

— В прошлый раз вы выиграли у меня пятьдесят центов. Чтобы скопить на «Мерседес», вам придется выигрывать у меня каждый день в течение тысячи лет.

— Почему нет? — Блоссом закрыла дверь и улыбнулась Аннамарии. — Вы напоминаете мне мою кузину Мелвину… замужнюю Мелвину, не ту кузину Мелвину, которая старая дева. Разумеется, кузина Мелвина безумна, а вы, вероятно, нет.

Я представил дам друг другу, Блоссом помогла Аннамарии снять куртку, повесила ее на крючок.

— У кузины Мелвины проблемы с путешественником во времени. Дорогая, вы думаете, путешествие во времени возможно?

— Двадцатью четырьмя часами раньше я находилась во вчера, — ответила Аннамария.

— А сейчас вы в сегодня. Я должна рассказать о вас кузине Мелвине.

Взяв Аннамарию за руку, Блоссом повела ее в глубь коттеджа.

— Кузина Мелвина говорит, что путешественник во времени из десятитысячного года от Рождества Христова тайком наведывается к ней на кухню, когда она спит.

— Почему на кухню? — спросила Аннамария.

Я шел следом за ними.

— Она подозревает, что в далеком будущем у них нет сладких пирогов.

Коттедж освещали лампы от Тиффани с абажурами из цветного стекла и бра, абажуры которых Блоссом придумала и изготовила сама.

— У кузины Мелвины на кухне много сладких пирогов?

— Она постоянно их печет.

В гостиной на стене висело лоскутное одеяло удивительной красоты с очень сложным рисунком. Блоссом продавала одеяла в художественные галереи, несколько приобрели музеи.

— Возможно, ее муж ночью пробуждается от голода и совершает набеги на пироги, — предположила Аннамария.

— Нет. Мелвина живет во Флориде, а ее муж, Норман, в ракетной шахте времен холодной войны в Небраске.

Из буфета она достала банку с кофе, передала Аннамарии.

— Почему у кого-то может возникнуть желание жить в старой ракетной шахте? — спросила Аннамария, взявшись за приготовление кофе.

Блоссом как раз открывала жестянку с печеньем.

— Чтобы не жить с Мелвиной. Она пошла бы с ним куда угодно, но только не в ракетную шахту.

Щипцами для кондитерских изделий Блоссом перекладывала печенье из жестянки на тарелку.

— Мелвина говорит, что они, возможно, утеряли лучшие рецепты во время мировой войны.

— Они воевали из-за сладких пирогов?

— Скорее всего, по обычным причинам. Но попутно остались без пирогов.

— Такое впечатление, что у нее не все в порядке с головой.

— Да, конечно, — кивнула Блоссом, — но в остальном она нормальная.

Я стоял у двери.

— У Аннамарии небольшая проблема.

— Беременность — это не проблема, — возразила Блоссом, — а благодать.

— Я не об этом. Ее ищут плохиши.

— Плохиши? — спросила Блоссом Аннамарию.

— Изначально плохих людей нет, — ответила Аннамария. — Все зависит от нашего выбора.

— И от Обманщика, — добавила Блоссом. — Он всегда нашептывает нам на ухо неправильный выбор. Но я уверена, что угрызения совести могут привести к раскаянию.

— Некоторые люди вспоминают об угрызениях совести лишь после того, как ты разбиваешь бейсбольную биту об их головы, — заметил я.

— Протрезвев, мой отец пожалел о том, что сделал со мной, — указала Блоссом.

— Некоторые люди, — гнул я свое, — запирают тебя в багажнике автомобиля с двумя дохлыми макаками-резус, ставят автомобиль в гигантский гидравлический пресс, нажимают на кнопку «ДАВИ» и смеются. Такого слова, как «сожаление», они просто не знают.

— Вы простили своего отца? — спросила Аннамария.

— Ему восемьдесят два года, — ответила Блоссом. — Я оплачиваю его счета в доме престарелых. Но не вижусь с ним.

— Некоторые люди, — продолжал я, — выходят из себя, и тебе приходится отнимать у них пистолет, и ты даешь им возможность обдумать содеянное ими, и они говорят, что вели себя неправильно, что их мучает совесть, но потом они позволяют тебе войти в комнату, где, и они точно это знают, находится крокодил, которого не кормили неделю.

Обе женщины одарили меня взглядом, каким обычно смотрят на двухголового мужчину, прогуливающего синюю собаку.

— Я не говорю — все, — уточнил я. — Только некоторые люди.

Аннамария вновь повернулась к Блоссом:

— Но вы простили своего отца.

— Да. Давным-давно. Это было нелегко. А не вижусь я с ним потому, что ему становится дурно, когда он видит меня. У него рвется сердце. Чувство вины. Он очень страдает.

Аннамария протянула руку, Блоссом ее взяла. Потом женщины обнялись.

— Мы можем поиграть в джин-рамми, или в «Крестословицу», или в бэкгаммон,[27]или во что-то еще, — предложила Блоссом.

— Бэкгаммон мне нравится, — кивнула Аннамария. — Вы добавляете в кофе немного ванили, когда варите его?

— Иногда ваниль, иногда — корицу.

— Корицу. Звучит неплохо.

— Кузина Мелвина… не та, что замужем за Норманом из ракетной шахты, другая… она добавляет половину чайной ложки корицы и полную чайную ложку какао в кофейник на двенадцать чашек.

— И это правильно. Давайте сделаем то же самое. Почему родители назвали обеих дочерей Мелвинами?

— Так они не родные сестры. — Блоссом достала жестянку с какао-порошком. — Они кузины. Обеих назвали в честь бабушки по материнской линии — Мелвины Белмонт Синглтон. В свое время она была знаменитой.

— Знаменитой? Чем?

— Тем, что жила с гориллами.

— И что делали гориллы, с которыми она жила?

— В общем, они были гориллами, и в какой-то момент она отправилась жить к ним.

— Кем она была… натуралистом или антропологом?

— Нет-нет, наукой она не занималась. Просто думала о мире и всех этих гориллах, не могла насмотреться на них, и гориллы, похоже, ничего не имели против.

— Я бы предположила, что они возражали, — вставила Аннамария.

— Когда ученые приехали, чтобы изучать горилл, последние иногда доставляли им массу хлопот, но бабушку Мелвину приняли как свою.

— Должно быть, она производила впечатление.

— Да, в нашей семье женщины крепкие, — кивнула Блоссом.

— Я это вижу, — улыбнулась Аннамария, и Блоссом ответила тем же.

— Бабушка Мелвина даже научила гориллу по имени Перси писать стихи.

— Любопытно.

— Правда, ни один здравомыслящий человек за них бы не заплатил. — И обе рассмеялись.