Книга Шерас. Летопись Аффондатора, книга 1-я: 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев

Казалось, не было строже правил, чем в военных ходессах для всадников, где воспитывался молодой грономф, немало наказаний выпало на его долю. Но уклад жизни и жестокие нравы лагеря Тертапента нельзя было сравнить ни с чем. Новобранцев почти не кормили, не давали спать, постоянно наказывали за малейшую провинность. Ночные дозоры сменялись работами по устройству временного лагеря. За изнурительными пробежками в «доспехах Тертапента», которые были в полтора раза тяжелее обычных, следовал «штурм» укреплений. Далее устраивались состязания в метании дротика, кулачные бои, схватки на мечах. Когда сил уже не оставалось и многие молили наставников о пощаде, получая взамен удары палками, начиналось обучение сигналам. Лагерные музыканты при помощи рожков, раковин, калатушей и лючин передавали звуками команды военачальников, и будущие воины строились монолитом, или «тараном», или «подковой» и учились не просто отступать, наступать, бежать врассыпную или атаковать, плотно сомкнув ряды, а всё это делать одновременно, осмысленно, по сигналу и очень быстро. При этом тех, кто выказывал нерасторопность, жестоко избивали, лишали сна, назначали на самые тяжелые работы.

Ближе к ночи, когда обычные люди давно уже прекращали работать, для новичков всё только начиналось. Молодых цинитов вновь посылали на работы или в засады на дальних заставах, а если повезет – в ближнее охранение на сторожевые вышки. Дозоры постоянно проверяли, устраивали ложные нападения, а обнаружив спящих – беспощадно карали.

На пятый день ДозирЭ стал свидетелем казни новобранца, заснувшего на посту. Будущих воинов выстроили на мощеном форуме в старой части лагеря. Полуразрушенные храмы и монументы этой площади помнили не одну жестокую казнь. Выстроенные полукругом отряды составили несколько партикул. На лобное место, где всё уже было приготовлено и высилась деревянная шпата, привели виновного, одетого в одну тунику. Бледный юноша не сопротивлялся. Его взгляд был бессмысленным, движения – машинальными. Сотни людей, оцепенев, наблюдали за последними мгновениями его жизни. Вспоминал ли он в то мгновение родной дом? Надеялся ли, что казнь заменят «черным шнурком»? Или, может быть, думал, что всё это сон? Так или иначе, но он покорно позволил раздеть себя и обмазать черной смолой, а потом сам опустился на колени перед палачом. Десять воинов исполнили танец смерти под звуки лючины. Затем обреченному авидрону дали испить подогретый нектар. Когда он осушил до дна свой последний в жизни кубок, несчастного, стоявшего на коленях, замкнули в деревянные колодки. Голову его, привязав за волосы, притянули вверх, к шпате. Под гулкие удары калатушей палач поднял казнильный меч и ловким ударом снес виновному голову. Обезглавленное тело обмякло, повалилось вперед, отчасти удерживаемое колодками. Голова несчастного, обезображенная мучительной гримасой, болталась на веревке. Палач выглядел недовольным: чем меньше раскачивается на шпате голова, тем искуснее нанесен удар.

ДозирЭ, горожанин из семьи Гражданина, не привык к постоянным физическим страданиям. Нестерпимая жара, ночной холод, вечное чувство голода, усталость, изнурительное недосыпание преследовали его неотступно. К тому же начался сезон дождей, и территория лагеря превратилась в сплошное месиво грязи. На строительстве земляных укреплений приходилось работать по колено в воде. Одежда была мокрой всегда, а разводить костры разрешалось не часто. Единственную радость он находил в верховой езде. Тут молодому грономфу не было равных. Горюя о Хонуме, которого при поступлении в лагерь пришлось продать за бесценок, ДозирЭ привязался к лагерным лошадям, и они благодарно отвечали на его ласку преданностью и послушанием. Казалось, верхом у него всё получается еще лучше, чем в пешем строю: и метание копья, и стрельба из лука… Великолепный всадник, – говорили о нем наставники. Что делает в пешем монолите прирожденный кочевник?

Но новобранцев, призванных стать тяжеловооруженными пешими цинитами – самой важной частью любого войска, не обременяли верховой ездой. Для них, конечно же, самым главным были бои на марше в строю, а важнейшим оружием – меч.

Несмотря на опыт, полученный на арене Ристалища, ДозирЭ не считался лучшим в единоборстве с мечом. Побив многих, он всегда уступал в схватке мощному Тафилусу, которого записали в ту же айму. Громадный девросколянин не утруждал себя хитроумными приемами. Он обладал ужасающей силой и просто рубил сплеча и сокрушал все, что встречалось на пути, будь то щит, клинок или чья-то голова в медном шлеме. Покалечив немало новобранцев, он наконец столкнулся с грономфом, чему несказанно обрадовался. ДозирЭ, помня о страшном ударе кулаком, от которого у него потом много дней перед глазами мелькали белые мотыльки, действовал осторожно. Он уклонялся, насколько возможно, от прямого противостояния и всё же получил крепкий удар плашмя деревянным клинком. Молодой грономф устоял на ногах, но растерялся, и этого оказалось достаточно, чтобы «добить» его.

Только один раз непобедимый Тафилус был повержен. ДозирЭ хорошо изучил незатейливые приемы девросколянина, его манеру двигаться, нападать. Однажды молодой грономф подловил великана, ослабившего защиту, и нанес ему колющий удар в шею. Противник выронил меч, схватился за горло и тут же получил второй удар. Клинок ДозирЭ соскользнул со шлема, и, если б не широкий нащечник, остался бы Тафилус без передних зубов.

На следующий день во время единоборства с девросколянином погиб один из новобранцев. Лекари никогда не видели ничего подобного. Деревянный меч проткнул толстую кольчугу, вошел между пластин боевой паррады, сквозь ее кожаную ткань, и вышел сзади, между лопаток. Казалось, великан нанизал своего противника на клинок. С тех пор Тафилусу не дозволялось участвовать в поединках.

Через несколько дней после того, как молодому человеку из Грономфы, сыну Вервилла, благодаря воле случая, удалось попасть в лагерь Тертапента, десятник Схай решил внести очередные исправления в Главный регистр. Списки новобранцев всегда своевременно обновлялись, имена разносились по разделам с исключительной точностью. Если и позволял себе Схай некоторую вольность в делах, то в самом малом, и шел на это редко. При этом вреда никому не причинял, наоборот, все, что делалось, должно было идти только на благо Авидронии. Как, например, в случае с сыном Вервилла.

Просматривая свитки с сообщениями, Схай с сожалением убедился, что работа предстоит большая: только за несколько прошедших дней выбыло немало новобранцев. Двое казнены, семнадцать человек погибло, несколько десятков изгнано. Еще столько же человек покинули лагерь по собственной воле, не выдержав испытаний, что, впрочем, допускается, вплоть до церемонии Посвящения. К тому же лечебницы лагеря переполнены больными. Новички не выдерживают, некоторые, особенно горожане, валятся с ног от физического истощения. Многие из них останутся навсегда калеками. Сезон дождей прибавил к жертвам и тех, кто слег от острой лихорадки. Есть и несколько случаев кончины от черной песчанки…

Схай знал, что до Испытания доберутся не многие – едва ли больше половины новобранцев. Так повторяется из года в год. Но и тех, кто пройдет этот тяжелый путь, уготованный начинающим воинам полководцем Тертапентом, ожидает еще более трудная и опасная проверка – само Испытание. Не все смогут доказать, что достойны стать цинитами… Впрочем, может быть, поэтому авидронские партикулы и считаются непобедимыми?