Книга Каникулы строгого режима - Андрей Кивинов

— А когда в Тихомирск переведут? Примерно?

— Послезавтра, — нехотя ответил Сергей.

Они посидели еще немного, потом Гагарин проводил друга допалаты и умчался на службу.

Сумрак еще спал. Всю ночь он ворочался, видимо, страдалбессонницей, и вырубился только под утро. Повязка по-прежнему стягивала егоглаз. Врач сказал, чтобы в тюремную больницу обязательно вызвали специалиста поглазным травмам.

— Да у них там каждый прапор специалист! —пробурчал Сумрак. — Второе бы зенко сохранить.

Когда он проснулся, Кольцов не рискнул сообщать приятнуюновость в лоб. Решил подготовить, зайдя со стороны:

— В зоне прокуратура работает.

— Много не наработает.

— Серега сказал, на тебя копают. Ты чего, куму по рожезаехал?

— Если б серьезно заехал, он бы сейчас в соседнейпалате дох. Так, по скуле браслетами погладил…

— Боюсь, это без разницы. Главное, заехал.

— Тебе-то чего бояться? — Чувствовалось, чторазговаривать с ментом у положенца особого желания не было.

— Но ты ж за меня вписался. Там, в карантине.

— Настроение было хорошее. — Сумрак не сталраскрывать истинную причину.

— Просто, если ты не вернешься в зону, мнекердык, — откровенно сказал Кольцов.

Витя ничего не ответил, несколько секунд помолчал, потомсаданул гипсом по кровати, едва не согнув ее металлическую спинку.

— Да что ж это за гнилуха! Я когда-нибудь отсюдавыйду?! Как в восемнадцать сел, так и мотаюсь по зонам! Осенью, наконец,откинуться хотел, так, бля, снова под «раскрутку» попал!

(Опять-таки по этическим соображениям высказываниеприводится в сокращенном варианте.)

«Не надо было режим нарушать», — хотел произнестиКольцов, но промолчал. Он уже на своей шкуре понял, что нарушай не нарушай, аесли захотят, будешь сидеть.

— У меня ж ни одной бабы за всю жизнь не было! —продолжал бушевать положенец.

Были ли у него мужики, опер уточнять не стал.

— Сейчас еще пятерик накрутят, и кому я потом нуженбуду! Инвалидом выйду или сдохну! С-суки! Суки позорные!

В палату, услышав шум, заглянула стража.

— В чем дело? Ожил?

— Нормально все, мужики, — ответил за положенцаКольцов, — браслеты туговаты. Ноги натерли.

Стража придирчиво осмотрела помещение и, убедившись, чтозаключенные не смогут удрать без посторонней помощи, исчезла за дверью.

Сумрак закрыл глаза.

«Да, действительно, интересная у мужичка жизнь. Интересная иразнообразная. Сплошные путешествия и приключения. От лагеря к лагерю. Это жон, получается, при социализме еще сел… Я бы чокнулся».

— Я вчера смотрящему за Тихомирском звонил, —снова ожил положенец. — Хреново дело. Зону поломали.

— В каком смысле? — уточнил Кольцов, не освоившийв совершенстве «блатную музыку».

— В прямом. В красное перекрасили. Кум постарался.Теперь там администрация банкует. Авторитетных бродяг по другим колониям срочнораскидывают, чтоб не мешали. Остальных дубинами по ребрам — и в ШИЗО.Активисты королями ходят. Шаман, сучара позорная, «переобулся», главкозломстал.

— Кем?

— Председателем СКК. Совет коллектива колонии. Такиечерножопые всегда легко переобуваются. «Черный зона — мы вора, красныйзона — повара», — с кавказским акцентом передразнил ШамаеваСумрак. — Встречу, порву иуду!

Кольцов рассказал, что видел Шамана в «локалке» первогоотряда.

— Да я уж понял, что он с кумом снюхался… Песпродажный… И крысу в котел он подкинул.

— То есть он теперь основной в лагере?.. Вместо тебя?

— Молодец, догадливый… Чего погрустнел?

Грустить было от чего. Привезут из больнички, а на доскеобъявлений уже некролог висит. Заранее написанный. «Заключенный Кольцов ЕвгенийДмитриевич трагически скончался от острого респираторного заболевания и потерикрови. Завтра в клубе состоится гражданская панихида… Был прекраснымосужденным, вставшим на путь исправления… Режим не нарушал… Вечнаяпамять». — «Что, нравится?» — «Да, ничего… И фотка хорошая. Какживой». — «А раз нравится, пошли… Панихиду переносить нельзя».

Все, никаких шансов. Ни единого. Активист ты, не активист.Тебя при любом строе на плаху отправят.

— Напридумываете себе правил идиотских и понятий, потомсами же из-за них страдаете. — Бывший опер посмотрел в глазаположенцу. — «Смотрящие», масти, «красная», «черная»… «Зеленой» нету? Вкоторой любители природы сидят?

— Если б мы их придумывали… Разделяй и властвуй, какодин авторитетный пахан говорил.

— Ага, скажи еще, что и сажают вас просто так. За глазанекрасивые.

— Тебя вообще-то тоже посадили.

Опер не ответил. Действительно ведь посадили.

— Шаман теперь куму очко вылизывать будет, любой приказисполнит. Даже кукарекать по утрам, — продолжил Сумрак.

— Почему?

— Его блатные с воли к смерти приговорили. Когдаоткинется, прямо за воротами зоны встретят и битами забьют. А кум может егопо-тихому на хлебовозке какой-нибудь вывезти. Захочет — вывезет, а незахочет — не вывезет. Вот Шаман и будет задницу рвать, чтобы вывез…

— Может, я глупость спрошу, просто не силен в вашихзаконах. А обратно зону не «перекрасить»?

— Можно. Только резня начнется. Блатные ссученныммстить будут. А Вышкину этого не надо. Ему главное — до пенсии дотянуть.Зуб даю, он на кума для понта покричит, а менять ничего не будет.

Чувствовалось, что Сумрак едва сдерживается. И если б наместе Кольцова лежал какой-нибудь вор, заявления были бы более категоричными.

Кольцов дотянулся до пластиковой бутылки с минералкой. Горлоот последних крайне радостных новостей изрядно пересохло.

И что теперь делать? К Шаману, придурку лагерному, назаклание идти? «Здравствуй, Казбекушка — кавказский сын, вот и я. Режь мнегорлянку аки барану». Или к Гладких в ноги падать, хромовые сапожки целовать?Готов, мол, стучать верой и правдой, только огради от беспредела… Во-первых,вряд ли оградит, а во-вторых, лучше кинжалом по горлу получить, чем заточку ванус… Жалобы в управление и прокуратуру писать? Ха-ха, ты словно в системе неработал… До стола замполита, может, и дойдут.