Книга Король без завтрашнего дня - Кристоф Доннер

— Именно! История в фактах и диалогах.

— У меня есть кое-что получше, — заявил Анри.

Удивленное молчание быстро сменилось скептическими восклицаниями. Что может быть лучше истории? Нет, это невозможно! Оба Жерома, казалось, уже готовы его растерзать.

— Я знаю, из-за чего и как умер Людовик XVII. Я единственный, кто это знает. Я это выяснил всего несколько дней назад, сидя в библиотеке.

Сильвия зажгла новую сигарету, из чего Анри заключил, что еще как минимум пять минут госпожа Деламар здесь пробудет. Возможно, он успеет реабилитироваться.

— Итак, мы наконец всем расскажем, отчего умер Людовик XVII.

— По вашей теории, его убил Эбер?

— Не так все просто.

— Он умер от туберкулеза?

— Главная причина не в этом.

— Ну так скажите нам, от чего?

— Только одно уточнение. В истории Людовика XVII гораздо больше интересна не его смерть, не революция, а сама окружающая его современность. Представьте его себе как ребенка именно той эпохи. Толпы восхищаются им, потому что он такой хорошенький и к тому же особенный — во всем королевстве мальчику нет равных. Он как божество, которое покровительствует людям и в то же время для них недосягаемо. Он священен и в то же время реален, он присутствует на земле, может действовать, влиять на события, осыпать щедротами.

— И что же?

— Чтобы понять то заискивающее восхищение, которое взрослые перед ним испытывали, нужно вспомнить Моцарта. Начиная с Моцарта, взрослые начали воспринимать детей как личностей, способных на невероятные достижения. Разумеется, до Моцарта были и другие талантливые дети, но он первый стал легендой. Его провезли по всем королевским дворам Европы. Он был самой настоящей звездой.

— Кстати, если в фильме будет звучать музыка Моцарта, то, думаю, это будет хорошо. Жаль было бы упускать такую возможность.

— Да, нужно будет послушать диски и что-нибудь выбрать.

— Моцарт родился всего на год позже Марии-Антуанетты и Эбера. По прошествии нескольких лет о нем говорили во всей Европе — в том числе в Париже и даже в Алансоне. Представьте, какое воздействие могли оказать эти разговоры на такого мальчишку, как Эбер, лишенного какого-либо дара и при этом раздувающегося от амбиций. Раз уж существует этот Моцарт, значит, и любой другой ребенок может прославиться. То есть любой ребенок может соперничать славой с наследником престола.

— Ну и что из этого?

— И как передать это в кино?

— Прежде зададим себе вопрос: как юный Эбер мог бы отреагировать на рассказы о Моцарте? Он сравнивал себя с ним, как и с герцогом Беррийским. Моцарт пробудил в нем сознание ущемленности положения — и своего собственного, и всего буржуазного сословия.

— Не забывайте, Анри, что наш фильм не про Эбера!

— Но разве можно рассказать историю Людовика XVII, забыв о его убийце?

~ ~ ~

«Дорогой Мартен!

Вчера мы все едва не переругались. Но я привязываюсь к этому фильму все больше и больше. Я вижу тебя в Эбере, но — ты был прав — себя я в нем тоже узнаю.

Итак, Эбер прибыл в Париж в январе 1781 года, с небольшим чемоданчиком. Он провел в пути два дня и был весь покрыт дорожной пылью. Он вошел в дом номер пять по улице Кордельеров — это не соответствует исторической правде, но мы снимаем художественный фильм, а не документальный. На самом деле он сменил около десяти адресов. Но остальная компания: Дантон, Марат, Лежандр, семья Демулен — все они жили именно на улице Кордельеров.

Дом стоял в глубине мощенного булыжником двора, усыпанного конскими яблоками, которые местный уборщик-дегенерат сгребал своей лопатой. В доме сдавались дешевые меблированные комнаты. Приезжие сновали в разные стороны, под их ногами чавкали сырые опилки, все галдели, толкались, переругивались.

Эбер слегка растерялся.

— Чего тебе надо? — окликнула его Мари-Жанна, консьержка.

— Комнату.

Мари-Жанна смерила его взглядом и сделала знак следовать за собой. По темной шаткой лестнице они поднялись на последний этаж.

Эбер осмотрел комнату, которую ему предлагали: кровать, стол, стул и деревянный жбан в качестве уборной. Все было ужасающе старым и грязным. На мгновение Эбер застыл на пороге со своим чемоданом в руке. Наконец шагнул вперед, словно в преисподнюю.

— Ливр в неделю, — заявила консьержка, она же квартирная хозяйка. — Плата вперед. И не советую тебе ее задерживать даже на день, иначе сюда явится парочка громил и выкинет твое барахло прямо на улицу. Вот так.

— Годится.

— Я тоже так думаю. Ты вряд ли нашел бы что-то лучшее.

Эбер дал Мари-Жанне один ливр, и та ушла, закрыв за собой дверь.

Эбер обошел все тридцать квадратных метров своего нового жилища и остановился у окна. Стекла покрывал толстый слой пыли, которую он стер комком бумаги, подобранной с пола.

Он в восхищении смотрел на крыши Парижа, на башни Нотр-Дам.

Четыре года спустя он стоит возле этого же окна с чашкой горячего кофе в руке. Комната полностью изменилась. Повсюду книги и газеты, на стенах — гравюры, чаще всего сатирического содержания. Здесь же — большой письменный стол, заваленный бумагами, добротное кресло, на которое накинуто расшитое покрывало, и большая кровать, в которой спит какая-то девица.

Эбер смотрит на часы: пора идти. Подходит к зеркалу, чтобы в последний раз убедиться в безупречности своего наряда. Эбер тоже изменился. Теперь он сама элегантность. Он пудрится, надевает парик, набрасывает на плечи плащ. Приподнимается на цыпочки, чтобы казаться выше. В следующий раз он попросит башмачника Симона сделать каблуки еще выше. Выбирает из трех своих тростей самую легкую трость. Девица в постели приоткрывает один глаз, потом поворачивается к стене и снова засыпает. Эбер выходит.

Лиса выбралась из норы в поисках пропитания и оказалась на ферме королевы. Разумеется, эта ферма была скорее игрушечной, чем настоящей. Лиса растерянно огляделась. Все было красиво и ухоженно, как на картинке: ровно подстриженная трава, маргаритки на соломенных крышах, маленькая речка, вращающая мельничное колесо, куры, утки, овечки, украшенные ленточками… Лиса не верила своим глазам.

Она осторожно двинулась вперед, но тут одна фермерша заметила ее и подняла крик. Фермер оставил свою работу на винограднике и поспешил на помощь. Лиса бросилась бежать.

Чета фермеров вбежала следом за ней в небольшую увитую цветами беседку, где располагался маленький театр королевы.

Мария-Антуанетта была на сцене. Шла репетиция „Женитьбы Фигаро“, королева играла Сюзанну.

— Что такое?

— Лиса, ваше величество!

Королева небрежно отмахнулась.