Книга Будь моим этой ночью - Кэтрин Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он почувствовал, что горничная встала за его спиной. Искушение росло с каждой минутой.
Обернувшись к ней, он заставил себя улыбнуться:
— Нет, благодарю вас.
Однако девушка либо не собиралась принимать «нет» за ответ, либо просто сочла его тугодумом. Юная крепкая рука совершенно недвусмысленным жестом скользнула по его предплечью.
— Вы уверены? Мне доставит удовольствие вам услужить.
Шапель снова добродушно улыбнулся:
— Не сомневаюсь, мне это тоже было бы приятно, но спасибо, не надо.
Розовые губки горничной обиженно надулись, она наклонила голову, и медовые локоны, обрамлявшие миловидное личико, заплясали.
— Неужели я недостаточно хороша для вас, сэр?
Шапель усмехнулся:
— Мое дорогое дитя, вы прелестны, как персик, но я не тот человек, который вам нужен. Я не смогу удовольствоваться одним укусом.
Его слова не только не разубедили ее, но заставили удвоить усилия. Она подошла к Шапелю, прижалась к нему всей грудью, стыдливо опустив ресницы.
— Вы можете откусить столько раз, сколько захотите. Я согласна быть съеденной.
За это Шапель мог поручиться. Клыки ныли от желания проверить ее слова на деле. Нет нужды проникать под ее кожу слишком глубоко, и кроме того, он сможет остановиться, если дело зайдет слишком далеко.
Горничная запрокинула голову, словно предлагая ему свою грудь и шею. Голова Шапеля склонилась сама собой, клыки выступили из десен, вытянувшись в политую длину.
Пожалуйста, Господи. Не дай мне это сделать. Ни на что другое надеяться не приходилось, ибо собственная воля, похоже, совершенно оставила его.
И в тот же момент его мольба была услышана.
— Мистер Шапель? Я… ох, прошу прощения!
Шапель перевел дыхание. Жар в его крови постепенно остывал, клыки исчезли. Он взглянул на своего избавителя и выругался. У Бога, поистине, было чудовищное чувство юмора. Ибо его спасительницей оказалась Прю.
И она смотрела на Шапеля так, словно он только что вырвал ей сердце.
Ей следовало немедленно уйти. Вернуться к себе в комнату и не думать об увиденном. В конце концов, чем он занимался и с кем, ее совершенно не касается.
Неужели у Шапеля вошло в привычку целовать женщин в библиотеке? Прю была не на шутку разгневана и вместе с тем чувствовала себя ужасно глупо. Потому что полагала, будто что-то значит в его жизни. И всерьез обдумывала возможность романа с этим человеком.
Да, ей действительно следовало уйти. Однако она не собиралась этого делать.
— Вы можете идти. — Прю смерила горничную взглядом, которым она редко пользовалась по отношению к кому бы то ни было, тем более к домашней прислуге. И она вовсе не считала себя виноватой, ибо эта девица явно не прочь была воспользоваться всем, что Шапель мог ей предложить. Прю не хотела увольнять ее — это было бы слишком жестоко, — но придется поговорить о ней с домоправительницей.
Горничная сделала быстрый реверанс и, стараясь не встречаться взглядом с Прю, поспешно покинула библиотеку. Прю выждала, пока она скроется из виду, после чего посмотрела на Шапеля. У последнего даже не хватило вежливости изобразить смущение или раскаяние.
Будь он неладен!
— Прю, я могу все вам объяснить…
Она сухо рассмеялась — дрожащий, неуверенный звук, действовавший ей на нервы.
— Не стоит. Счастье, что я не появилась несколькими минутами позже, иначе пришлось бы ждать, пока горничная оденется.
Теперь уже Шапель выглядел оскорбленным.
— Этого никогда бы не случилось.
Неужели он и впрямь надеялся, что она ему поверит?
— О да. Вы бы просто задрали ей юбки, не так ли?
Хуже всего было то, что Шапель вовсе не выглядел шокированным этими словами. Он как будто ожидал от нее столь крепких выражений. Это разозлило Прю еще больше.
— Я имею в виду, что никогда не стал бы заниматься с ней любовью.
Прю предпочла пропустить это странное и скорее всего лживое утверждение мимо ушей.
— И сколько женщин вы успели поцеловать со времени вашего приезда?
Это не должно было волновать Прю. Однако вопреки рассудку волновало.
— Кроме вас — никого.
Обманщик!
— А эта горничная? Ее вы за человека не считаете?
На лице Шапеля отразилась обида.
— Она сама пыталась меня поцеловать.
Скажи это кто-то другой, Прю наверняка рассмеялась бы.
— А вы, похоже, совсем не возражали.
Шапель ухмыльнулся — это подходило его красивому лицу куда больше, чем раскаяние.
— А вы, как видно, ревнуете.
Прю топнула бы ногой, но это только добавит ему самодовольства.
— Я? Да ни в коем случае!
И кто же из них говорит неправду?
— Вот как? — Скрестив руки на широкой груди, Шапель сделал неспешный шаг в сторону Прю. — Тогда почему вас волнует, с кем я целуюсь?
— А меня это и не волнует. — Прю не собиралась сдаваться. — Я просто слежу за поведением своей прислуги.
Шапель остановился не более чем в футе от нее.
— Ну конечно. Вы думали лишь об интересах своей горничной, когда спросили, не собираюсь ли я ею овладеть.
Жар хлынул к щекам Прю. Подумать только, ведь она сама, по сути, дала ему разрешение говорить с ней в таком дерзком тоне.
— Вы слишком многое себе позволяете.
Конечно, он был совершенно прав, но Прю не собиралась это признавать — особенно сейчас, когда он двигался к ней, словно кот, пытающийся поймать птичку.
— У меня есть множество недостатков. — Он сделал еще шаг. И оказался в нескольких дюймах от нее. Прю понимала, что следовало отступить — все ее инстинкты требовали именно этого, — но тронуться с места означало бы показать страх, а этого нельзя было допустить. Прю не боялась, что он ее поцелует, она боялась, что он этого не сделает. Он не решился в ту памятную ночь, когда ей так этого хотелось, — неужели и на этот раз надежды будут обмануты?
И не ошибка ли — ждать поцелуя от человека, готового дарить их кому угодно?
— У меня есть множество недостатков, — повторил Шапель, слегка коснувшись ее щеки пальцами, отчего по коже пробежала дрожь, — однако лживость не принадлежит к их числу. Я не целовал вашу горничную.
— Потому, что мое появление вас остановило.
— Верно.
Что ж, он ведь сам сказал, что лживость не относилась к числу его пороков.
— Я не целовал женщину уже очень, очень долго. И готов был поцеловать эту девицу лишь потому, что вы отказали мне.