Книга Десять правил обольщения - Сара Маклейн

Он ничего не сказал, когда она обрела равновесие и прочно встала на ноги, позволив помочь ей подняться и поддерживать, пока она глубоко дышала, чтобы успокоить сердцебиение.

Он ничего не сказал, когда, подняв ее на руки, пронес по крыше несколько футов к чердачному окну.

И только поставив ее перед открытым входом, Ник заговорил:

— Может, я и не ваш опекун, Изабель, но раз уж вы не можете нести ответственность за собственную безопасность, кто-то должен сделать это за вас. — Он указал на чердачное окно. — Спускайтесь. Немедленно!

То ли из-за его грозного тона, то ли из-за дождя, то ли из-за врожденного чувства самосохранения, но она сделала как он сказал. Просто чудо.

Ник проследил, как она влезла на чердак, убедился, что она в безопасности, и вернулся назад за чертовой мастикой, которую она так ценила.

С ведром в руке, он окинул взглядом всю территорию вплоть до конюшни, где мальчик-грум, которого они встретили накануне, пытался закрыть ворота, налегая на них всем своим весом. Затем он побежал к дому; дождь и ветер били ему в лицо. Мальчик низко опустил голову, защищаясь от ветра, и кепка слетела с его головы, открыв волосы.

Очень длинные волосы.

Ник застыл, наблюдая, как грум повернулся, чтобы подобрать кепку, которая катилась по земле, гонимая йоркширским ветром. Волосы его развевались за спиной длинными рыжими прядями, мгновенно намокшими под дождем. И когда мальчик снова повернулся лицом к дому, у Ника не осталось сомнений, в чем состоит тайна Таунсенд-Парка.

Он перебрал в уме здешних слуг: грум, женоподобный дворецкий, пестрая компания миниатюрных лакеев.

Оказывается, у нее полон дом женщин.

Вот почему она была на крыше, едва не угробив себя. Потому что больше не было никого, кто бы сделал это за нее.

Ник грубо выругался при этой мысли; слова затерялись в вое ветра, его свирепых порывах. Пусть у нее полон дом женщин, все равно нет прощения ее полному и абсолютному пренебрежению осторожностью. Ее следует запереть в комнате ради сохранения рассудка. Его рассудка.

Раскаты грома над головой поторопили его вернуться назад к чердачному окну, где стояла Изабель, молча глядя на него. Вода ручьями стекала по ее лицу. Он протянул ей ведро с мастикой.

Изабель взяла его и отошла от окна, а Ник последовал за ней на чердак. Он плотно затворил за собой окно и запер его на задвижку, чтобы внутрь не просочился дождь, барабанивший по стеклу. Затем обернулся к ней, промокшей до костей и по виду очень несчастной.

Осторожно поставив ведро на пол, она поколебалась, а затем заговорила взволнованным шепотом:

— Со мной все было бы в полном порядке…

В досаде он зарылся пальцами обеих рук в мокрую шевелюру, и этот жест заставил ее замолчать. Слава Богу. Потому что он вполне мог бы придушить ее, если бы она продолжала молоть чепуху.

Она была единственной женщиной из всех, кого он встречал, способной до такой степени вывести его из себя. Она опасна для себя самой и окружающих. Силы небесные, она едва не убила их обоих!

Ну, с него хватит!

— Вы не должны больше выходить на крышу. — Он произнес это негромко, однако таким грозным тоном, который остановил бы и убийцу, занесшего кинжал над своей жертвой.

Но кажется, только разозлил Изабель.

— Прошу прощения?

— Очевидно, годы, которые вы провели в этой глуши, в Йоркшире, управляя поместьем, не добавили вам здравого смысла. Впредь вы больше не будете подниматься на крышу.

— Я не просила вас меня спасать, лорд Николас, — сказала она, повысив голос.

— Ну что ж, если учесть, что я дважды спасал вам жизнь за те два дня, что мы знакомы, можно предположить, что в следующий раз вы меня об этом попросите. Так мне кажется…

И тут она, выпрямившись во весь свой немалый рост, дала волю раздражению, похоже, ничуть не заботясь о том, что кто-то еще может их услышать.

— Я была в полной безопасности на этой крыше, пока вы не заявились! И как вам могла прийти в голову нелепая мысль, что я поднялась на крышу, только чтобы спрятаться от вас?

Признание сорвалось с языка, удивив их обоих, прежде чем она сообразила, что говорит.

— Спрятаться от меня?

Она не ответила и нарочито отвернулась от него, задыхаясь от возмущения.

— Вы пригласили меня сюда! Разве не так?

— Ну и что? Достаточно сказать, что я начинаю жалеть об этом, — проворчала она.

— Почему вы прятались от меня?

— Думаю, это и так ясно. — Когда он не ответил, она продолжила, желая заполнить тишину: — Меня поразил… один момент… в студии. Я не ожидала…

Он отметил нервные движения ее рук, приглаживающих брюки. Затем она скрестила руки, и белый батист ее рубашки туго натянулся на грудях, искушая его их совершенной формой, с их восхитительными темными вершинками. Внезапно он осознал, что они совершенно одни на полутемном чердаке ее дома. Дождь снаружи заглушает все звуки. Теплое тесное пространство смыкается вокруг них. Это было идеальное место для тайного свидания.

Изабель глубоко вздохнула, глядя на потолок довольно продолжительное время. Капелька воды медленно стекала по ее шее. Ник наблюдал, как она свернула, добравшись до груди, и исчезла за воротом рубашки.

Он всерьез позавидовал этой капельке. Йоркшир явно оказывал разрушающее влияние на его рассудок.

— Я никак не ожидала, что меня будет так… — попыталась она снова, но, встретившись с ним взглядом, осеклась. И в конце концов вздохнула сдаваясь.

— Так… тянуть к вам.

Он сделал еще один шаг к ней:

— Вас влечет ко мне?

Ник никогда не встречал леди, которая созналась бы в этом. Столь откровенное признание его ошеломило.

Изабель отступила назад, и он увидел, как щеки ее от смущения залились ярким румянцем. Она торопливо, сбивчиво заговорила:

— Я уверена, что это временное явление. Думаю, вам лучше всего уехать. Я найду другой способ продать коллекцию…

Ее волнение возбуждало его.

Ник протянул руку и кончиками пальцев погладил нежную кожу на виске, мгновенно прервав поток ее слов. Он убрал длинный влажный локон с лица, заправив его за ухо, и провел тыльной стороной пальцев по щеке.

Ее глаза широко раскрылись при его прикосновении, и он коротко улыбнулся ее изумлению. Подняв свободную руку, он обхватил ладонью ее лицо и запрокинул назад, чтобы лучше разглядеть в полутемном помещении.

Ему не следовало ее целовать. Он отчетливо понимал это.

Но она не походила ни на одну из тех женщин, которых Николас когда-либо знал. И он хотел выведать все ее секреты. Более того — он хотел ее.

Его губы прильнули к ее губам, и она оказалась полностью в его власти.