Книга Сеньор Виво и наркобарон - Луи де Берньер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек на мотоцикле был в шлеме со щитком. Он весь день пешком ходил за Дионисио с Аникой, выжидая, когда пара присядет, замрет неподвижной мишенью, и так нервничал, что сгрыз ногти до мяса. Убийца продумывал варианты: вернуться к Заправиле с докладом, что отыскать объект не удалось; предложить жертве половину денег, чтобы прикинулась мертвой; рассказать, что пули от Дионисио просто отскочили. Пытаясь растормошить свою храбрость, убийца накачался пивом, и теперь ему отчаянно хотелось в туалет, но он не мог расслабиться и помочиться, так что пузырь разрывался, руки тряслись, и к началу смертельного рейда «Аве Мария» была прочитана уже пятьдесят четыре раза.
Рамон неторопливо зашагал в кафе за перцем «чили», чтобы освежить санкочо, и только вышел обратно, как улица опустела, даже собаки шмыгнули под столы. Заметив убийцу, Рамон проворно расстегнул кобуру и выдернул револьвер, одновременно взводя курок. Когда мотоциклист, сбросив рычаг на нейтраль, остановился перед Дионисио, Рамон уже занял позицию за дверью. Он готов был открыть огонь, когда заказная жертва вдруг поднялась и, не зная, что предпринять, уставилась на убийцу, перекрыв цель. Рамон крикнул другу, чтобы пригнулся.
Убийца навел пистолет на Дионисио, и тот в немом изумлении отметил, что рука с оружием ходит ходуном, отчего ствол описывает круги. Дионисио сознавал опасность, но оцепенел и не мог шевельнуться, и тут Аника, видя, что ужас, который она всеми силами души загоняла в область невозможного, все же пробивает дорогу в реальный мир, отбросила страх и, шагнув вперед, закрыла собой любимого. Еще мгновение Дионисио оставался недвижим, потом схватил Анику за плечи и отбросил в сторону, через долю секунды упав вслед за ней.
Рамон и убийца выстрелили одновременно. Падая, Дионисио почувствовал, как в правую руку ужалил шершень, лягнул мул и укусила змея – пуля прожгла дырку в рубашке и, чиркнув по телу, впилась в дверной косяк, за которым укрывался Рамон. Пуля полицейского, в свою очередь, вырвала кусок мякоти из руки убийцы, и тот чуть не уронил мотоцикл, но вовремя выровнялся, лихорадочно врубил скорость и с грохотом умчался, а Рамон дважды выстрелил ему вслед.
Полицейский вышел на улицу и подобрал брошенный убийцей пистолет. Вернулся и положил его перед Дионисио. Тот уже поднялся и помогал встать Анике, которая ударилась головой об стол.
– Вот тебе доказательство, Аристотель, – сказал Рамон.
Вернувшись к Заправиле, наемник доложил: все рассказы про Дионисио Виво – правда; кто пожелает нанести ему рану, получит ее сам. В подтверждение предъявил окровавленную руку. Свидетели прекрасно знали: убийцу подстрелил не замеченный им полицейский из-за двери, но в такую банальную версию верить никто не хотел, и любого, кто пытался ее изложить, поднимали на смех и перекрикивали, пока сам маловер не проникался легендой. Еще больше неуязвимости Дионисио и его сверхъестественной силы людей впечатлило, что он отказался пойти к врачу, с кровоточащей рукой сел за стол и доел санкочо, хвастаясь всем, находившимся в пределах слышимости, какая храбрая у него женщина. Все еще потрясенная Аника крепко обнимала Дионисио и прижималась к нему, испачкав кровью блузку на груди.
Несмотря на тщательно продуманные метафизические предосторожности, Заправила, узнав о результатах покушения, несколько дней ощущал в руке резкую боль.
Летиция родилась необычно. Начать с того, что она появилась на свет с выражением смиренной монашки и не заплакала, когда повитуха Мама Флоренция перевернула ее вниз головой и шлепнула по попке. Во-вторых, родовая смазка сладко пахла, оказалась без крови, лимонно-зеленой, а не бело-розовой. Мама Флоренция поначалу решила, что ребенок мертворожденный, и обдумывала, как сообщить об этом матери, но тут Летиция улыбнулась и выдула большой пузырь.
Мать Летиции была очарована дочерью – ее головкой с абсолютно черными волосиками тоньше паутины, ее глазками, словно всех цветов сразу. Такого послушного и спокойного ребенка свет еще не знал. Летиция подолгу спала, не путая день с ночью, грудь сосала так, что на сосках не появлялось трещин, и никогда не пачкала пеленки, если в корзинке не лежала чистая смена. Когда же наполняла подгузники, какашки пахли манго и джекфрутом.
До трех лет Летиция не разговаривала, и люди уже решили, что она немая, но в один прекрасный день, когда ее родные в обществе друзей угощались рефрито,[24]девочка, сидя под столом, кое-что сказала. История гласит, что компания обсуждала шансы президента на ближайших выборах и отец Летиции сказал: «Полагаю, пройдут консерваторы», – а тонкий голосок откуда-то снизу произнес: «Очень сильно в этом сомневаюсь». Собравшиеся так изумились, что обшарили всю комнату в поисках чревовещателя, а мать Летиции объявила: «Если нет других мнений, остается предположить, что наш ребенок заговорил», – и тогда девочка вылезла из-под стола и напористо спросила: «Что, если так?»
Как известно, некоторые дети, прежде чем произнести первую фразу, ждут, когда будет, что сказать, но Летиция, похоже, уже родилась с головой, до краев набитой знаниями. Она демонстрировала столь потрясающую эрудицию, что местные развлекались, пытаясь ее подловить. Они спрашивали: «В каком году генерал Панела установил диктатуру? Кто командовал военно-морским флотом во времена исчезновений? Как звали священника, служившего здесь в 1941 году?» – и Летиция морщила лоб, крепко задумывалась, шевеля губами, и выдавала правильный ответ. Ее познания были столь удивительны, что местный кюре дон Томазо проверил, не одержима ли она дьяволом. В результате обследования он понял, что остается лишь признать: гениальность ребенка объясняется либо переселением душ, либо гипотезой, что теория Платона о воспоминаниях прошлой жизни верна. За подобные высказывания епископ подверг кюре строжайшему взысканию и, говорят, в дальнейшем всегда обходил дона Томазо в продвижении по службе, называя не иначе как «этот чертов индус».
Летиция росла, и все труднее становилось заставить ее носить одежду. Утром она убегала поиграть на банановых плантациях и возвращалась вечером совершенно голой. Родители в отчаянии отправлялись на поиски одежды, а Летиция тщетно старалась припомнить, куда подевала вещи; в конце концов, опытным путем выяснилось, что девочка оставалась одетой лишь в бирюзовых хлопковых нарядах.
Летиция любила бродить по окрестностям. Она была невероятно красива: мечтательная, черноволосая, изящно сложенная. Красота не того рода, что возбуждает мужчину, не красота мулатки из Байи. Нет, красота Летиции – словно удар подвздох; от нее буквально резало глаза. Еще когда Летиция была совсем маленькой, Мама Флоренция говаривала: «Мужики будут умирать от любви к этой девочке, помяните мое слово». Но никто не мог предвидеть, кто умрет первым.
Летиция Арагон была настолько не от мира сего, что невероятные происшествия, которые ее преследовали, будто привязанные к шляпе кубинца светляки, никого не удивляли. Все началось с самого детства: мать постоянно теряла вещи, хотя точно помнила, что положила вот сюда минуту назад. Сеньора Арагон совершенно сатанела от досады и раздражения и, в конце концов, отправилась к гадалке «бабалаво»; та разбросала раковинки и доверительно сообщила: нет, сеньора не впадает в преждевременное слабоумие, и последить надо не за собой, а за дочерью.
