Книга Охота на Санитара - Андрей Кивинов

– Тачки и правда нет. Ну что, нарушим неприкосновенность частной собственности? Надругаемся, так сказать, над основными принципами…

– Давай. Только под ноги смотри. В девяносто восьмом я на таком же осмотре в подпол провалился. Полтора месяца на больничном сидел.

– Головой, наверное, ударился?

– Коленом.

– Странно. Я думал, головой. Акулов управился за три минуты. Вышел, обрывком газеты оттирая с ладоней грязь.

– Хрен его знает! Если всерьез ковыряться, то, может, чего и найдем. Там всякого мусора – выше моего роста. Только я сомневаюсь, что этот одноногий «пес войны» станет хранить криминал в открытом сарае. Если что раньше и было, то либо перепрятал, либо Артурке отдал.

– Как знать. Темнее всего бывает под фонарем. Какая-нибудь стреляющая железяка у него в запасе вполне может быть.

– Надо брать санкцию и лопатить по полной программе. Настил поднимать, стены простукивать. Да и в самом доме места общего пользования не мешало бы прошмонать.

– Ага, чтобы найти в сортире «ничейный» пакет анаши и повесить на шею доблестному 13-му отделению вечный «глухарь».

– Чего мы спорим? Все равно прокурор обыск не разрешит. Для него шмелевское вранье – не основание, а нам пока что нечем опровергнуть его слова. Твой человек ведь не согласится дать официальные показания?

– Почему? Можно уговорить, только какой в этом смысл? Парень, конечно, давно засвечен, но зачем лишний раз дразнить петухов? Пускай живет себе спокойно. По большому счету ничего существенного он все равно нам не сообщил. Так, подтвердил имевшиеся догадки. А подать машину в розыск мы сможем и без его письменных свидетельств. Шмелев потом замучается ее с розыскного учета снимать…

– И это станет ему единственным наказанием за вранье. По-моему, вполне справедливо. Он не пожелал сэкономить наше время – мы потратим его. Милицейская трактовка закона сохранения энергии.

– В тюрьму надо ехать.

– Что, решил сдаться сам? Похвально! Явка с повинной облегчает совесть и удлиняет срок. Какую статью на себя возьмешь? Могу засвидетельствовать, что превышение власти у тебя уже есть. Ты на стреме стоял, пока я лазил по сараю. Меня от наказания освободят – в любом суде я докажу, что действовал под принуждением. Пистолетика ведь у меня нет, а ты мне своим угрожал…

Акулова, два с лишним месяца назад выпущенного из-под ареста, допустили к исполнению служебных обязанностей, но выдавать табельное оружие отказывались. У руководства было множество доводов в пользу этого решения, и все, как один, – непробиваемые. Начиная от многозначительных рассуждений о недостатке доверия и заканчивая раздраженным: «Этим вопросом мы займемся на следующей неделе!». Андрей, несколько раз попытавшись подписать рапорт о закреплении за ним пистолета, в конце концов плюнул и ходил с ножом, который отобрал в августе у следившего за ним филера. Самого наблюдателя задержать не удалось, но трофей остался у опера. «Добытое в бою принадлежит тому, кто это добыл», – заявил Акулов и не стал писать никаких служебных бумаг по поводу отобранного «пера». Тем более что в силу скромных размеров клинка и других особенностей конструкции «холодняком» оно быть признано не могло.

– Думаешь, я стану про тебя молчать? – возмутился Сергей. – Заложу по полной программе! Кто три дня назад на газон помочился?

– Не докажешь, а я не расколюсь.

– Колись – не колись, а пятнадцать суток у тебя в кармане имеется. Возьмем пробы грунта, проведем анализ ДНК. Не отвертишься!

– Меня на «сутки» не посадят, меня на гауптвахту сошлют.

– Ее давно отменили.

– А жаль. Я бы с удовольствием там отсиживался, когда проверки всякие приезжают. Или в дни перед зарплатой, когда уже денег не остается. По крайней мере, кормят и крыша есть над головой. Ладно, мы отвлеклись. По поводу тюрьмы идея здравая. Как-то я раньше не сообразил… Ты прав, именно там произошло нечто, что определяет нынешние поступки Артура.

* * *

Повезло. Сотрудник оперчасти, который курировал Заварова в период его содержания в СИЗО, оказался на месте и не был занят. На первый взгляд он производил впечатление человека обстоятельного и опытного, владеющего информацией о подопечном контингенте и несомненно способного оказать помощь в розыске Заварова.

Он предложил гостям сесть и, прежде чем начать разговор, включил электрический чайник.

– Заваров? Был такой, в «три-шесть-девять» сидел. Позавчера отпустили. Ваш сле-дак виноват! Надо было вовремя документы на продление срока готовить. Теперь у нас с этим строго. Не так давно проверка была, из прокуратуры и УИН[6]. Выявили одного хрена, которого должны были уже отпустить, а он все у нас парился. Мы-то знали, что бумаги подписаны, их с минуты на минуту подвезти должны были, вот и притормозили его на пару часов. А тут, как назло, проверяющие. Шум стоял такой, что в Москве было слышно. Кое-как отбрехались. Шефу объявили «неполное служебное», еще троим строгачи повесили. Сами понимаете, после этого никому из наших шею подставлять не охота. Вот Заварова и выпихнули, как только время пришло. Плохо, что я в тот день выходной был. Может, чего и придумал бы. По крайней мере, со следаком бы связался. Парнишка-то интересный был… А вас, получается, отрядили его изловить?

В двух словах Акулов прояснил ситуацию. Тюремный опер присвистнул.

– Ни фига себе каракатица получилась! Кто бы мог подумать?

– Ты же говоришь, что он тебя чем-то заинтересовал.

– Связался он не с теми людьми. Когда его привезли, со мной никто не связывался. Типа раскрыли мордобой, и ладно, а что у него еще за душой имеется, никого не волнует. Я, соответственно, и сунул его в ту «хату», где место было.

– Что за «хата»?

– Номер 369, я уже говорил. При наших условиях – довольно комфортная. Сидит восемь человек. Семеро ничего из себя не представляют, а вот восьмой… Восьмого РУБОП приземлял, за ним просили приглядеть особо.

Александр Графов, кличка Дракула, из авторитетов средней руки.

Волгин и Акулов переглянулись.

– Что, сталкивались? – спросил оперативник СИЗО.

– Самим не приходилось, но наслышаны. И кое-кто из его ребят у нас мелькал. Он ведь, скотина, в основном на территории нашего района базировался…

9. Тюрьма.

Сентябрь и октябрь 2000 года

После отбоя продолжали смотреть телевизор. Знали, что сегодняшняя смена надзирателей не цепляется к таким вещам, если их специально не злить и если в СИЗО не отирается какое-нибудь высокое начальство.

Еще не так давно «три-шесть-девять» была самой обычной камерой. Относительно чистенькой и не перегруженной постояльцами, но и только. Каких-либо излишеств в ней не водилось.