Книга Убойная стрела Амура - Валентина Андреева

– У меня не возникает сомнений, что эта работа написана в первой половине XVIII века, – забыв про свой радикулит, рассказывал художник. – Что же касается автора… Если бы я был уверен, что Владимир Лукич Боровиковский в свое время имел возможность заглянуть в этот глухой уголок, счел бы портрет Полины делом его талантливейших рук. Но он до 1788 года проживал в Миргороде – на Украине. И только потом переехал в Петербург. Это не его полотно. К тому времени героиня портрета выглядела бы старушкой. Вы, вообще, знакомы с его работами?

Я была вынуждена признаться, что нет. Слава богу, в темноте не была заметна краска стыда.

– Ну что вы! Третий по степени мастерства и известности среди художников-портретистов восемнадцатого столетия. После Рокотова и Левицкого. А вот я просто уверен – вы видели его картины. Только не запомнили фамилии мастера. Я напомню: знаменитое полотно, на котором изображена Екатерина вторая на прогулке в Царском парке…

– А, это там, где она в полный рост, только не как императрица, а как простая пожилая женщина в простом голубом пальто…

– Скажем, не пальто, а платье…

– Ну да. И с тростью. Ей, наверное, уже тяжело было ходить. А рядом собака, преданно заглядывающая ей в лицо. Такая, как бы это сказать… домашняя картина.

– Правильно. Этот портрет императрицы был написан незадолго до ее смерти. Значит, бывали в Третьяковской галерее. Ну так побывайте еще, полюбуйтесь работами Боровиковского.

– А почему вы решили, что портрет Полины мог быть написан его рукой? Если бы не весомые доказательства от противного.

– Ну, это требует целой лекции о манере письма Боровиковского. Давайте остановимся хотя бы на самой героине. У вас не создалось впечатления, что она бездушный манекен?

– Нет, что вы… Полина выглядит, как живая… То есть не совсем так, но… Словом, когда смотришь на нее, чувствуешь, что этот человек реально жил, реально мыслил, реально страдал, что в определенный момент и было подмечено. Все эти чувства, свойственные живому человеку, она перенесла через века…

– Вы почти ответили на мой вопрос. Искусству Боровиковского чужда парадность и манерность. Герои его портретов и в самом деле живут. Не надо бояться этого слова. Ничего мистического в нем нет. А как мастерски он строил композицию! При случае приглядитесь и вы увидите, что Владимир Лукич большую роль отводил пейзажу. Это не просто фон, а настроение. Прекрасное дополнение к чувствам тех людей, которых он писал. Кстати, а вы не усмотрели во взгляде Полины некую тайну? Такое впечатление, что она хотела о чем-то поведать. То, о чем искренне сожалела…

– Я простая дилетантка. Да и картину видела мельком.

– Есть еще один момент, но он выглядит явным диссонансом. Впрочем, не буду забивать вам голову. Кажется, мы уже пришли. – Святослав Валерьевич так резко оборвал свой рассказ, что я не посмела настаивать на продолжении. – Благодарю вас за приятный вечер, – и быстренько освободился от моей руки. – Лия, ты скоро?

– Сей момент! – ответила за нее Наташка. – Ваша внученция так меня заговорила, что я рада хоть пару слов вставить. Успела забыть, как звучит мой неповторимый голос. У Лиечки не голова, а прямо кладезь мудрости. Меня еще никто так не учил жить.

– Меня тоже, но я привык, – засмеялся художник. – Под ее болтовню и засыпаю. Идем, Лия. Мне завтра рано вставать. Это ты до двенадцати дрыхнешь.

После стандартных добрых пожеланий на ночь, мы разошлись. Художник с внучкой отправился в другой конец здания. Значит, проживали они там же, где и часть отдыхающих, не желающих быть пугаными привидениями, состоящими в штате у директрисы. Перед тем как открыть дверь флигеля, я не удержалась и погладила рукой куст сирени. Он был прохладным и на ощупь шелковистым.

Директриса вместе с Лилианой Сергеевной из Копенгагена сидела за круглым стеклянным столом, они поминали душу новопреставленного раба Божьего Вениамина. Не знаю, есть ли такое имя в святцах. Смерть Потапова изменила Ольгино намерение торчать на общем празднике до конца, мероприятием руководили ее коллеги. Судя по тому, что Вениамин характеризовался обеими исключительно с положительной стороны, поминали его не первой рюмкой коньяка. С нашим прибытием обстановка оживилась, Лянка радостно предложила выпить за здоровье присутствующих.

– Ирина и я его изрядно подпортили за сегодняшний день, – проворчала Наташка, вспомнив, что мы с ней и не обедали, и не ужинали. А завтрак был вполне в духе знаменитой картины «Завтрак аристократа».

Ольга сразу вскочила, засуетилась и принялась носиться на кухню и обратно. Лянка тоже попробовала вскочить, но у нее не получилось. Прямо-таки приросла к стулу. Не дожидаясь окончательной сервировки стола, мы принялись хватать все подряд. Потом Наташка опомнилась и с набитым ртом промычала, что неплохо бы помыть руки.

Когда вернулись, Ольга все еще продолжала бегать. Свободного места на столе уже не было, две салатницы Лянка держала в руках, навесу. Обе подозрительно покачивались. В смысле, и Ольга, и Лянка с салатницами. Попробовали остановить безумный бег расточительницы, но как бы не так!

– Безумству пьяных поем мы песню… – вздохнула я. – Это ж сколько отдыхающих сегодня обделили?

– Обижаешь! – угрожающе качнула салатницей в мою сторону Ляна. – Все это… – салатница опасно накренилась, – … из Ольгиного кармана.

– Фига себе! – восхитилась Наташка. – К-какой он у нее объемный и непромокаемый! Остановить бы ее с забегами. Ир, скажи что-нибудь весомое, величиной с камень преткновения.

– Запросто! Ольга Леонтьевна, где вы находились минувшей ночью?

Из кухни донесся звон разбитой посуды, стало тихо.

– Задание выполнено! – бодро отрапортовала я Наташке. – Марафон остановлен. Сейчас наша красавица начнет трезветь.

– Надо же «напоминаться» до такой степени, чтобы забыть свою собственную спальню, – удивилась Наташка. – Простой вопрос, а столько шумных и мучительных воспоминаний.

– Просто Ольга ищет подходящий вариант ответа. Забери из рук своей родственницы салатницы. Сидит, как памятник торговле и общепиту. То в одну, то в другую сторону перевешивает. И садись, поужинаем.

Ольга приплелась из кухни, благодаря уговорам Ляны. Обе сидели на диване, находя опору друг в друге, при этом Ляна ворчала, что до момента нашего прибытия у них было прекрасное настроение, которые мы в короткий срок ухитрились испортить своими нелепыми подозрениями.

– Зато у нас настроение было плохое, а теперь прямолинейно улучшилось, – заявила Наташка. – Все поровну. – И покосилась на меня, силясь угадать, как я ухитрилась отыскать такой неподъемный «камень преткновения». – Так где была твоя подруга детства этой ночью? – поинтересовалась она у Ляны. Подозреваю, с единственной целью – пресечь в корне все претензии к нам. Но промахнулась.

– Где, где! Ясное дело, на своем рабочем месте… То есть я хотела сказать в своей кровати… Ох, господи! Не поймите превратно. Ольга была там, где и положено, – в своем служебно-домашнем помещении!