Книга Мужчины из женских романов - Эллина Наумова

Людей в однокомнатной квартире оказалось слишком много. Свете так и не удалось посекретничать с Лерой. Да и не о чем было. Та, еще нарезая сыр толстыми ломтями, шепнула:

– По глазам вижу, что ты ничего не проверила.

– Делай куски тоньше, – попросила Света. – А то они не выдерживают сравнения с эстетически безупречной магазинной нарезкой.

– Так и задумано. Чтобы видно было, все свои. Мы-то и так это чувствуем, а мужикам надо привыкнуть. И еще бонус – пусть откусят, так уж откусят, есть что жевать. А то из-за эстетики глотаем воздух с запахом. А вкуса не ощущаем. Значит, ты не проверила.

– Извини, разочарую. Никак не могу улучить момент, чтобы сразу обшарить карманы, отодрать подошвы от кроссовок, вспороть козырьки бейсболок и подкладки всех курток, а потом снова приклеить и зашить, – вздохнула Света.

– Зачем?

– Вдруг тайники там.

– Да ну тебя, шутница. Такое дело серьезное…

Но похоже, она чего-то такого ожидала. Поэтому отвернулась и легко вонзила нож в колбасу. Застолье было лучшей наградой за разочарование.

В таком составе они встречались не в первый раз. Все уже перемыли друг другу кости: каждая девушка с каждой девушкой и со своим другом. Сулящих катастрофу недостатков, как и раздражающих ярких достоинств, никто ни за кем не заметил, а если и заметил, то не признался. Компанию можно было считать устойчивой, вечеринки предсказуемыми, но не без изюминок, их обсуждения наутро по телефону забавными. Дима называл эти три пары «Светины друзья». «Мои подруги со своими мужчинами, – поправляла Света. – Женщины – основной элемент». Но он, похоже, разницы не видел.

Сначала все шло как обычно – пили, ели.

– Мальчики, не вздумайте говорить о работе и политике, – сказала Аня.

Будто они когда-нибудь этим грешили – не то поколение. Но благодаря подкинутым Интернетом темам общались живо. И почему-то еще живей опрокидывали рюмки. С первым тостом по собственной инициативе выступил жених Веры. Этот красивый, избалованный девками молодой юрист любил привлекать к себе внимание. Казалось, что он опробует на друзьях невесты предназначенные для другой компании фразы, что-то меняя в зависимости от реакции.

– Длинно, будто на солидном банкете. И очень много слов-паразитов, ты не находишь, филолог и редактор? – недовольно шепнула Вера Свете.

– Англичане считают гладкую речь дурным тоном. Она неискренняя, отрепетированная, заранее просчитана для манипулирования слушателями и так далее, – ответила хозяйка, еле шевеля губами и прячась за Диму от испытывающего взгляда тостующего. – А мучительная работа во время спича – паузы, повторы, попытки точнее выразиться – это хорошо. Раз так старается, значит, уважает. Лордам он понравился бы.

– Они правы. Но мы в России. Призваны глаголить, а не бекать и мекать.

– Ну, если призваны, дрессируй дальше. Ораторские навыки можно выработать. – Свету насмешила серьезность Веры. Она улыбнулась, вынырнула из-за Димы и по сердитому взгляду юриста поняла, что ошиблась мимикой. Поспешно опустила уголки губ и ловила нить выступления до самого его конца. Но пропущенного не наверстала.

Парень так долго задавал какой-то невнятный тон вечеринке, что, еще глотая по первой, все уже хотели выпить следующую без дирижера. В итоге, когда Дима предложил танцевать, все были разгорячены больше обычного. И вскоре Света заметила, что по комнате самозабвенно прыгают лишь он, подруга и ее Гера. Остальные курсировали между столом и балконом и продолжали напиваться. Девушка решила на время присоединиться к бродягам. Оказалось, те вели близкие к интеллектуальным разговоры. То есть всякий старался переумничать всех. Света обрадовалась и тоже влезла с какими-то замечаниями по поводу современного искусства. И тут Верин жених мрачно и громко не согласился с ней:

– Ты пьяная и дура!

«Сам такой», – хотела ответить она, ничего, кроме легкого недовольства, не испытывая. Во-первых, что за детский сад, хозяйку дурой обзывать. Во-вторых, степень ее опьянения была явно послабее, чем его. Но два взгляда заставили девушку онеметь. Собственный, мгновенно искоса брошенный на Диму, – уловил, как на ее тираду откликнулся мужчина? Кажется, нет (облегчение), но поручиться нельзя (испуг). И еще Верин: она посмотрела на обидчика с каким-то неподдельным ужасом и прошептала: «Ты что говоришь!»

– Пьяная и дура, – упрямо рявкнул он.

– Прости, Светик, – извинилась Вера и уволокла своего красавца в кухню.

Все это было внове. Света и не догадывалась, насколько ей важно, чтобы Дима слышал о ней от окружающих только хорошее. Особенно от мужчин. А ведь еще пару часов назад девушка могла бы поклясться в безразличии: он ее любит, и ничьему мнению не дано затенить его уверенности в том, что она лучшая и достойнейшая. Но гораздо сильнее подействовал ужас в глазах сокурсницы. Он означал вовсе не потрясение оттого, что ее идеальный жених дурно воспитан. А оттого, что отказал в уме именно Свете, голова которой среди подруг котировалась высоко. Она всегда прекрасно училась, много знала и умела. Ее можно было упрекнуть в прямолинейности, сентиментальности, в чем угодно, только не в глупости. И еще в том взгляде читалось легкое сомнение: вдруг они ее действительно перехваливали?

«Что происходит? – думала Света. – Откуда взялись эти мужики? Они так запросто рушат годами складывавшиеся отношения. И отчего-то мне кажется, что ни одна из подруг не станет доказывать своему голубчику его неправоту. Дура Светка? Ладно, у всех одним комплексом меньше. Пьянь? Будет о чем посплетничать – спивающаяся неудачница есть в любом кругу. И чем больше надежд на нее когда-то возлагали, тем радостней ее жалеть. А ведь я действительно дура. Потому что защищала бы их всех, спорила бы с Димой, реши он вдруг сказать о них гадость. То есть уже защищала каждую, уже спорила». А ее мужчина все отплясывал, громко смеясь от удовольствия. В начале вечера Света им любовалась. Теперь же ей стало одиноко. Так хотелось ему пожаловаться. Но он считал всех присутствующих ее друзьями. И после своей удивительной реакции на хамство нетрезвого гостя она уже не была уверена в том, что расскажет о досадном происшествии.

Раздался какой-то необычный шум, в маленькой квартирке захлопали двери. Танцоры замерли, а потом бросились в прихожую. Света – за ними. Там уже вовсю разбирались. В хлам пьяная Катя висела на шее Вериного грубияна и, рыдая, уверяла, что хочет его. Катин друг отрывал ее от предмета неожиданной страсти, а потом выскочил на лестницу. Вера тревожно смотрела на жениха. Тот поверх своей беспокойной ноши вялыми жестами изображал недоумение. А мог бы сказать коронное: «Она пьяная и дура». Но девица, сломавшаяся на его обаянии, шарме и недюжинном уме, была им пощажена. Оскорбленный любовник вернулся и заявил, что либо Катя уезжает с ним, либо нет. Хрупкая Вера преуспела в том, в чем он спасовал: взяла Катю за шиворот и рывком, ухитрившись развернуть, установила лицом к лицу с готовым снова броситься вон парнем. Утратившая опору истеричка завопила, что никуда с «этим уродливым животным» не поедет. И попыталась вернуться в исходное положение на красивой шее, которое оказалось занятым ловкой Верой. Девчонки окружили Катю и вытолкали ее из дома следом за «животным», которое угрожающе рычало и скалилось.