Книга Последняя тайна - Линн Шоулз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечерний воздух благоухал — дул свежий океанский ветерок, хотя до набережной было три квартала. Прядь темно-рыжих волос выбилась, и она заправила ее за ухо. В тусклом розовом свете уличных фонарей качались и шумели кокосовые пальмы, отбрасывая призрачные тени на голую штукатурку домов.
Здание, построенное в 1950-е годы, когда-то было мотелем, предназначенным для сезонных туристов, которых называли «зимними пташками». В начале восьмидесятых там стали сдавать квартиры. Это случилось двадцать пять лет назад, когда здание утратило обаяние экстравагантного ретро, подумала Коттен. В межсезонье квартиры сдавались дешево — как раз по ее средствам. Внизу находилась стойка администратора: квартиру можно было снять на неделю, или на месяц, или даже на выходные.
Соседи держались каждый сам по себе; в основном это были транзитные путешественники или разнорабочие. Первый и последний месяцы аренды оплачиваются вперед — и никакого договора. Не сравнить с квартирой в центре Нью-Йорка. А все «кость творения». Но сетовать по поводу такого соседства не приходилось: чья бы корова мычала…
Коттен остановилась у стойки администратора, чтобы взять дубликат ключа: ее ключ остался где-то в Андах. Единственное, что вернула полиция Перу, — это бумажник. Естественно, наличных там уже не было, но, по крайней мере, остались кредитка и водительские права. Все прочие вещи, найденные на стоянке археологов, оставались в полиции до конца расследования.
Коттен раз пять нажала кнопку звонка, пока наконец ночная дежурная не встала с кушетки в глубине комнаты. Не удосужившись поздороваться, она зевнула и потребовала пять долларов штрафа за потерянный ключ.
— С возвращением, — сказала себе Коттен, распахивая дверь настежь.
Квартира дохнула на нее кислым запахом плесени. Это неизбежно при жизни у океана, где воздух все время влажный. Есть поговорка про южную Флориду — особенно часто ее можно услышать в сезон ураганов: «Плюс в том, что мы живем в тропиках. Минус в том, что мы живем в тропиках».
Перед отъездом в Перу Коттен установила терморегулятор на 85 градусов[20]. Напрасно, подумала она, чихнув от едкого запаха. Впрочем, тогда она не предполагала, что ее так долго не будет дома.
Коттен щелкнула кнопкой выключателя. По счастью, она заплатила аренду на три месяца вперед — чтобы не потратить эти деньги на что-нибудь другое. Неизвестно, когда она получит гонорар, а так есть гарантия, что крыша над головой будет. Это практично и дисциплинирует. И хотя она была уверена, что срок оплаты за электричество уже прошел, свет еще не отключили.
Она бросила на мозаичный пол маленький саквояж, который ей дала жена американского консула в Перу, и забралась на диван. Протянула руку к жалюзи и раздвинула их. В комнату заструился мягкий морской воздух.
Коттен обещала Теду Кассельману, что позвонит сразу, как только доберется до дома, но уже четверть третьего ночи.
Она посмотрела на часы. В Риме сейчас пятнадцать минут девятого.
Коттен сняла трубку беспроводного телефона и набрала номер. Ей не надо было лезть в записную книжку: этот номер отложился у нее в памяти — домашний телефон в Ватикане, телефон самого важного человека в ее жизни — Джона Тайлера.
Архиепископа Джона Тайлера.
— Джон? — Она представила его улыбку и глаза, самые голубые на свете.
— Коттен? Ты дома?
— Да. Просто захотелось услышать твой голос. — Подступили слезы, но она сдержалась. — Ты ведь единственный, кто знает обо мне все.
— Я прочел об этом кошмаре в Южной Америке. Я каждый день молился за тебя.
— Мне нужны все твои молитвы. — Коттен тяжело вздохнула. — В Перу… — начала было она, но дыхание перехватило.
— Не торопись, — сказал Джон.
— На археологической стоянке в Перу нашли древний артефакт — хрустальную табличку. Там были надписи, в которых предсказывается Всемирный потоп. — Коттен покачала головой, словно Джон мог ее видеть.
— Всемирный потоп? Ты имеешь в виду Ноя?
— Да, но это только начало. — Она снова помедлила: запершило в горле.
— С тобой все в порядке?
— Там, в этих надписях, сказано что-то про второе очищение. Джон, там написано, что им будет руководить дочь ангела. — Она всхлипнула, не в силах больше сдерживаться. — И теперь все, кто там был, мертвы. Все, кроме меня. Господи, Джон, еще там летали насекомые — светлячки, целый миллион. Они подлетели к табличке и унесли ее. — Коттен говорила так быстро, что не успевала обдумать слова. — Я знаю, что это были за светлячки, Джон. И ты знаешь. Но как же я расскажу правду? Мне ведь никто не поверит. Только ты…
— Коттен, это не имеет значения. Главное, ты знаешь, что произошло, и понимаешь, с чем мы столкнулись. Я должен задать тебе очень важный вопрос. Там была вторая часть надписи?
— Откуда ты знаешь?
— Можешь ее описать? Или даже нарисовать?
— Нет. Эдельман не смог ее расшифровать, только сказал, что напоминает хипу. Просто линии и узелки. Джон, а откуда ты знаешь про вторую часть?
— Сейчас я не могу объяснить. Попытайся отдохнуть.
— Я совершенно не представляю, что мне теперь делать. Я…
— Следуй своему чутью. Прошлое испытание подтвердило, что так и надо. Понимаешь, о чем я?
— Но тогда ты был рядом и помогал мне. А сейчас я одна.
— Ты не одна.
Коттен вытерла слезы.
— Обещаешь?
— Обещаю, — ответил он.
Коттен повесила трубку. Джон Тайлер единственный, кого она по-настоящему любит. Но он священник. А она, видимо, обречена желать то, что невозможно получить.
Она бросила взгляд на односпальную кровать у противоположной стены комнаты. Скорее всего, простыни и подушки такие же влажные, как и затхлый воздух. Завтра надо будет постирать белье, а подушки просушить на солнце.
Потянув цепочку, она включила вентилятор на потолке и растянулась на диване. Через секунду она уже спала глубоким сном.
Золотые рассветные лучи проникали через щели в жалюзи и отражались светлыми прямоугольниками на стене. Коттен прищурилась, оглядела комнату и посмотрела на электронные часы на тумбочке у кровати. Половина девятого. Коттен села. Мышцы затекли после ночи на диване. Она повернулась, сдвинула две полоски жалюзи и выглянула на улицу. Безупречно чистое голубое небо. Из окна второго этажа виден океан: в просвете между высокими домами у набережной, в квартале от нее, блестела на солнце аквамариновая полоска. Этот вид нельзя было назвать чудесным, но все-таки каждое утро она видела Атлантический океан. Коттен оглядела домики на ее улице — розовые, белые и голубые, с колоннами, похожими на часовых, — остатки ушедшей эпохи, забившиеся в тень новостроек: высоких отелей и кондоминиумов вдоль шоссе А-1-А. Взгляд Коттен упал на человека, который читал газету, прислонившись к высокой цветочной клумбе перед мотелем на другой стороне улицы. Этот человек казался здесь неуместным. Для пенсионера — слишком молодой. Для тех, кто снимает здесь жилье на месяц, слишком ухоженный. На нем была светло-зеленая рубашка поло, заправленная в джинсы с ремнем. Она ярко выделялась на фоне золотых и гранатовых кротонов, которые росли в клумбе. Человек сложил газету и поднял взгляд. Коттен отпустила жалюзи, и они, спружинив, вернулись на место. Она вдруг почувствовала себя вуайеристкой.