Книга Дама с биографией - Ксения Велембовская

— Люська, подожди! Извини… щас умру… так бежала, чуть не задохнулась… давай паспорт… выпишите, пожалуйста, девушке пропуск… спасибо большое… бежим!

Первое, что услышала Люся в огромной, наполовину темной и пустой, наполовину ярко освещенной и набитой суетящимися людьми студии под названием «А», — это грозный женский голос по радио:

— Нонна, где ты все время болтаешься, черт тебя подери?!

Схватив наушники с камеры оператора, Нонка посмотрела туда, где почти под самым потолком за стеклом сидели боком, глядя сразу в несколько телевизоров, две женщины, и извиняющимся голоском зашептала в маленький микрофон:

— Извините, Лидия Сергеевна, я была в костюмерной… и гримерной…

— Скажи лучше, что кофе пила, — с усмешкой уличил радиоголос. — Гони срочно массовку в студию! У нас все готово.

Нонка умчалась, а Люся поспешила найти укромный уголок, где никому не могла помешать, и принялась с интересом разглядывать залитую ослепительным светом декорацию богато обставленной комнаты с нарисованными в окне вспышками праздничного салюта. Разглядеть она успела только этот очень похожий на настоящий салют и — вздрогнув от неожиданно раздавшейся ритмичной музыки, — магнитофон на журнальном столе, который вроде никто не включал.

В студию уже на всех парах летела Нонка, за ней — шумная ватага артистов: человек десять парней и девчонок. Увидев изящных, тоненьких девчонок в черных, коричневых и песочных импортных свитерочках, клетчатых мини-юбочках или в брюках, заправленных в высокие сапоги, Люся только тут поняла, что имела в виду Нонка, когда велела одеться «простенько, но со вкусом», и почувствовала себя нелепой деревенщиной в своем голубом платье, сшитом к выпускному вечеру. Вдобавок к дурацкому, немодному цвету оно стало еще и заметно мало после бесконечного лежания на кровати с учебником в одной руке и с Нюшиным пирогом — в другой. Настолько мало, что пришлось срочно покупать новый лифчик, на размер меньше. Сейчас он впивался в бока как-то особенно больно, сдавливал, будто железными тисками, не давал дышать, но в старом было бы еще хуже — до того неприлично пышной выглядела бы тогда ее грудь. Прямо как когда-то показывала Вовкина мать…

— Люсь, иди сюда! — крикнула Нонка. Вытащила ее из темноты на яркий свет и, как нарочно, поставила в пару с самым красивым парнем — смуглым брюнетом с небесно-голубыми глазами. Люся обратила на него внимание еще тогда, когда они с Заболоцкой бежали мимо лестницы, где курили и смеялись артисты, и тогда же подумала, что, скорее всего, это и есть Нонкин Принц.

— Привет, — равнодушно поздоровался он и, отвернувшись, вскинул подбородок в ожидании команды режиссера.

Страшно смущенная его неизбежной через несколько секунд близостью в танце, Люся смотрела в одну точку — на золотую булавку в шелковом галстуке своего будущего партнера — и, стараясь не дышать, краснела все сильнее и сильнее.

— Тишина в студии!.. Начали!

Уши не слышали музыку, ноги не слушались. Вдруг кто-то захлопал в ладоши, закричал: «Стоп, стоп, стоп!» — музыка оборвалась, и маленький нервный режиссер заорал:

— Где у нас Нонна?!.. Быстро убери с площадки девушку с косой! Эту, эту, в голубом платье! В конце концов, у нас здесь не сельский клуб!

Даже не успев сообразить, что речь идет о ней, Люся почувствовала, как кто-то настойчиво тянет ее за руку.

— Побудь пока здесь, — зашептала Нонка, указав на скамейку слева от декорации, где сидела пожилая женщина в рабочем халате. — Вот идиот! Изображает из себя Эйзенштейна, а сам только и умеет, что орать. Псих! Ты не уходи без меня, общнемся после съемки, кофейку попьем в баре, лады?

Никогда еще Люся не ощущала себя такой жалкой и смешной, как сейчас, изгнанная с площадки под хихиканье всех этих модных, современных девчонок. И все-таки, если бы ей вдогонку не фыркнул от смеха Принц, она, наверное, сумела бы сдержать слезы и не отвернулась бы так резко от сидевшей рядом женщины.

— Ты не огорчайся, — еле слышно сказала та, придвинулась вплотную, и от нее по-мужски крепко пахнуло папиросами. — Артисты вон тоже… один всю жизнь князей играет, а другой — партийных начальников. Надо было твоей Нонке тебя не сегодня звать, а когда они в прошлый раз спектакль по Толстому снимали. Забыла, как называется… Там у них тоже массовка была. Нарядили бы тебя в шляпку, в кисейное платье. Из тебя бы барышня получилась хоть куда… Тебя как звать-то? Люсей, по-моему?.. А я — Тамара… Так и зови. Мы тут почти все до самой смерти без отчества… Ты где учишься, работаешь?

— Пока нигде. Окончила школу, а в институт не поступила.

Пожилая тетенька участливо кивнула: понятно, мол, — и Люсе вдруг захотелось пожаловаться этой женщине в синем рабочем халате и штапельном платке, завязанном, как у Нюши, на затылке, на свою несчастную судьбу. Рассказать, как на экзамене она первой все решила — задание было совсем пустяковое, как потом, по дороге домой, сообразила, что допустила ошибку: вместо синуса помножила на тангенс, и в результате недобрала один балл…

— Понятно, — опять кивнула тетенька. — Ты вот что, Люся, давай-ка позвони мне завтра. Если, конечно, хочешь работать у меня в реквизиторском цехе. Поговорила с тобой, по-моему, ты положительная, а мне человек срочно нужен. Вчера как раз одну уволила. Наркотиками девчонка баловалась. Мне таких шалав не надо. Здесь эфир, а не шалман. Работа у нас, правда, нелегкая, реквизит тяжелый приходится таскать, зато интересно. Артисты, министры, космонавты… Скоро «Голубой огонек» к Новому году будем снимать. Свожу тебя в Телетеатр, на КВН к Саше Маслякову. Вот и подумай…

Одна и та же музыка звучала уже в четвертый раз. Психу-режиссеру все что-то не нравилось, он хлопал в ладоши, орал: «Стоп, стоп, стоп!» — перевешивал картинки с одной стены на другую, заставлял девчонку в клетчатой юбке то завязывать длинные черные волосы в хвост, то снова распускать по плечам и без конца менял местами партнеров в парах. Только Нонка со своим противным Принцем все время танцевали вместе. Заболоцкая нежно клала голову ему на плечо, прижималась к его темно-синему пиджаку с золотыми пуговицами.

Сразу было видно, что она влюблена по уши, а вот насчет того, влюблен ли в Нонку ее красавчик, задачка оказалась посложнее. Когда он в танце ласково обнимал Заболоцкую за талию, шептал что-то на ухо, получалось, что — да, но через минуту-другую — уже нет. Как только музыка обрывалась, он тут же начинал заигрывать с блондинкой в черной кофточке, со смехом подкидывая ей карамельку.

— Тишина в студии!.. Приготовились!.. Мотор!.. Съемка!

Нонка хлопнула черной доской перед камерой, громко отрапортовала: «Добрый город, восемнадцать, дубль один!» — и бесшумно, на цыпочках, вернулась к Принцу.

Столько времени готовились, а сняли всего за каких-то пять минут! Потом сняли еще раз и еще.

— Снято! Всем спасибо!

Ослепляющие лампы на высоких ногах погасли, все начали расходиться — и операторы, и осветители, и женщины наверху, в аппаратной. Тамара складывала в корзину хрустальные бокалы, подсвечники, снимала картинки со стен. Пришли дядьки в рабочей одежде, стали развинчивать декорации. Убежавшая вместе с артистами Заболоцкая так и не вернулась.