Книга Орион в эпоху гибели - Бен Бова

"Обезьяны", – прозвучали слова Сетха у меня в сознании.

Я взглядом искал Аню на экране, но не находил. И только тогда до меня вдруг дошло, что это первый образец настоящей техники, которую я увидел у Сетха и остальных рептилий.

Он шевельнул когтистым пальцем, и до меня донесся разноголосый шум – выкрики, разговоры, даже смех. Плакал ребенок. Старик надтреснутым голосом горестно сетовал на кого-то, кто обозвал его дураком. Троица женщин кружком сидела на грязном полу, сдвинув головы и оживленно шепчась между собой.

"Болтливые слабоумные обезьяны, – повторил Сетх. – Вечно лопочут, вечно плетут языками. Где они только находят повод для разговора?"

Звук людских голосов согревал и ободрял меня.

"Людишки ежедневно, всечасно видят друг друга и все равно непрерывно болтают. – Слова Сетха были полны сарказма. – Этот мир станет лучше, когда будет очищен от всех представителей рода человеческого до последнего".

– Как очищен?

"А, я пробудил твое обезьянье любопытство, не правда ли?"

– Ты надеешься уничтожить все человечество?

"Я сотру вас, всех до единого, с лица этой планеты". – И хотя он передавал слова прямо в сознание, мне казалось, что я слышу змеиное шипение.

Мои мысли понеслись галопом. Он не мог уничтожить всех людей, ведь творцы существуют в отдаленном будущем, а это означает, что человечество выжило.

И тут я услышал смех Сетха – жуткий, леденивший кровь тонкий визг, подобный скрежету железного когтя по стеклу.

"Творцов не станет, как только я осуществлю задуманное. Я подчиню континуум своей воле, Орион, и твои жалкие самозваные божки исчезнут, как дым погашенной свечи".

Экран на стене потемнел.

– Аня…

"Ты хочешь увидеть женщину. Идем со мной. – И встал во весь рост, нависнув надо мной жуткой тенью смерти. – Ты увидишь ее! И разделишь ее участь".

Сквозь другую потайную дверь мы вышли в коридор, освещавшийся настолько слабо, что я едва различал силуэт его могучего тела.

"Должно быть, – решил я, – Сетх и его соплеменники видят в инфракрасном диапазоне спектра. Означает ли это, что они слепы к высокочастотной части спектра – к синему и фиолетовому?"

Я отложил размышления об этом на будущее.

Коридор превратился в спиральный спуск, уводивший все ниже и ниже, в глубь земли. Стены тускло светились, разгоняя темноту ровно настолько, чтобы я не натыкался на них. Спуск все не кончался. Сетх превосходил меня в росте на целый фут и был настолько высок, что едва не задевал головой потолок туннеля. Несмотря на мощное сложение, его тело не бугрилось мускулами; движения ящера были полны текучей грации, как беззвучное грозное скольжение удава.

Шагая позади него, я разглядел на затылке Сетха разветвленный надвое гребень, переходивший в хребет. Впереди ветви гребня казались рожками, выдававшимися из черепа прямо над крокодильими глазами. Мне были видны рудиментарные выросты на его хребте; должно быть, миллионы лет назад они представляли собой броневые пластины. На кончике его хвоста тоже имелся вырост – наверное игравший тогда роль тяжелой палицы.

Туннель стал теснее, круче – и жарче. Я совсем взмок. Пол почти обжигал мои босые ступни.

– Долго ли нам спускаться? – спросил я, и мой голос эхом отразился от гладких стен.

"Твои творцы черпают энергию от своего солнца – золотой свет большой звезды, – ответил он телепатически. – Я же беру ее из глубин планеты, из океана расплавленного железа, который бушует на полпути от коры планеты к ее идеальному центру".

– Жидкое ядро Земли, – пробормотал я.

"Море энергии, – продолжал Сетх, – разогреваемое радиоактивностью и гравитацией, бурлящее потоками электрических и магнитных полей, столь жаркое, что железо и прочие металлы тают и текут, как вода".

Это описание ада! Он черпает энергию преисподней.

А мы все шли вниз и вниз. Странно, почему Сетх не построил лифт? Казалось, мы шагаем уже не первый час в молчании, озаренные жутким красноватым свечением стен, будто сквозь печку.

"Он держит Аню там, – рассуждал я. – Что там у него, на такой глубине? И почему так глубоко? Он что, боится быть увиденным? Есть ли у него другие враги, кроме творцов? Может, кто-то из соплеменников не в ладах с ним?"

Мои мысли кружили по нескончаемому кругу, но неизменно возвращались к одному и тому же ужасному вопросу: "Что он делает с Аней?"

Мало-помалу я ощутил в своем сознании постороннее присутствие, чужой разум, прощупывавший меня настолько деликатно, что я почти не ощущал его. Поначалу я решил, что это Аня. Но разум был чуждым, враждебным. И тут я понял, почему мы так долго идем к темнице моей подруги. Сетх зондировал мой разум, допрашивая меня настолько вкрадчиво, что я даже не осознавал этого, отыскивая в моей памяти… Что он искал?

Он уловил, что я обнаружил его зонд.

"Ты упрям, как твоя женщина! Придется применить к тебе более действенные методы, как уже пришлось поступить с ней".

Волна жаркой ярости захлестнула меня. Мне хотелось налететь на него, свернуть ему шею. Но я знал, что он легко справится со мной, и ощутил, как он злобно упивается моими мыслями.

"Ей невероятно больно, Орион. Но ее муки многократно усилятся, прежде чем я позволю ей умереть".

13

Наконец крутой спиральный туннель закончился очередной глухой стеной. На первый взгляд Сетх даже пальцем не шелохнул, но стена отъехала в сторону, открыв взору нечто вроде весьма совершенной лаборатории.

Ани нигде не было видно. В воздухе висел гул электрического тока; с двух сторон тесной комнатки сплошной стеной стояли гудевшие, пульсирующие огнями ряды аппаратов. Позади нас находился длинный стол, загроможденный странными предметами, и табурет – скорее затейливая скамья для двуногого хвостатого существа. Четвертая стена была совершенно пуста.

Сетх клацнул когтями правой руки – гладкая стена ушла вверх, открыв куда более просторную комнату, тоже битком набитую замысловатой аппаратурой.

И Аню, заточенную в стеклянный цилиндр на приподнятой над полом платформе. Совершенно нагая, она стояла неподвижно, с закрытыми глазами, вытянув руки по швам, а по всему ее телу плясали голубые змейки электрических разрядов.

"Она кажется совершенно невозмутимой", – прошипел голос Сетха в моем сознании.

Аня была охвачена оцепенением. Или мертва. По всем четырем углам возвышения, окружая заточивший ее стеклянный цилиндр, стояли грубо сработанные статуи Сетха. Самая большая, вырезанная из дерева, была мне по грудь.

"Посмотри сюда!" – приказал он.

Обернувшись, я посмотрел в направлении, указываемом его вытянутым когтем, и увидел ряд экранов вдоль стены.