Книга Ночь грома - Стивен Хантер

Всем воротилам преступного мира Юга было известно, что привлечение к делу семейства Грамли означает неминуемый успех. Грамли были твердыми, упорными, преданными наемниками. Они могли убить, ограбить, обмануть, избить, запугать кого угодно. Если мафиозному семейству из Атланты требовалось выявить и устранить стукача, это делал один из Грамли. Если нужно было ограбить банк в Бирмингеме, работу выполняла команда Грамли. Если в Новом Орлеане возникали какие-то проблемы, требующие силового решения, туда отправлялся отряд боевиков Грамли. Если в Грамблинге, штат Луизиана, какой-то должник не торопился рассчитываться с кредитором, туда посылали одного из белых Грамли и было известно наперед, что он будет честен и справедлив, применяя силу, ни разу не употребит слово «ниггер» и, следовательно, никого не обидит. Грамли приезжал, избивал кого нужно, собирал долг и уезжал. Это было чистым бизнесом, и все ценили высокий уровень профессионализма.

Также было известно, что Грамли никогда не сдаются. При необходимости какой-нибудь Грамли мог в одиночку отстреливаться от всего ФБР. Он умирал с пистолетами в каждой руке, дымящимися и горячими от стрельбы, совсем как старый герой золотого века беспредела. Грамли не имели ничего против того, чтобы стрелять, против того, чтобы стреляли в них, и против того, чтобы шансы их не превышали одного к тысяче. Грамли были не из тех, кто вступает в переговоры. Разумеется, это означало, что полиция стремилась по возможности держаться от них подальше, однако если такой возможности не было, с ними обходились очень сурово, из страха. Никакой растраченной любви, никаких обиженных чувств, никакой ностальгии. Полиция ненавидела, люто ненавидела Грамли, и Грамли платили тем же, жестокие и беспощадные.

За свою работу Грамли получали щедрое вознаграждение, вот почему было странно, когда двенадцати самым молодым и самым многообещающим членам клана пришлось на время оставить то или иное процветающее предприятие в этом городе или в том поселке и собраться под бдительным оком преподобного в глухом баптистском лагере в Теннесси. Они были призваны, чтобы выполнить какую-то задачу, которую сами не до конца понимали, под началом человека, называвшего себя… впрочем, если хорошенько задуматься, он себя никак не называл, это они называли его братом Ричардом. Брат Ричард учил их не взрывать сейфы, не обезвреживать охранную сигнализацию и не проникать в компьютерные базы данных, а быстро менять колеса грузовика. Это было все, что они знали, — кроме, разве что, постоянных упражнений в стрельбе, обещавших, мамочка моя, огромное удовольствие! — и, черт побери, они считали ниже своего достоинства заниматься грубым физическим трудом под началом такого жестокого и надменного человека. Однако преподобный настоял, а во вселенной Грамли его слово было законом. Он требовал безропотного повиновения и преданности и неизменно добивался своего.

Вот как получилось, что двум другим Грамли, двум крутым парням по имени Би-Джей и Кармоди было поручено присматривать за отцом проклятой девчонки, который отправился на поиски приключений в Маунтин-Сити. Они увидели старого болвана с ежиком седых волос, сильно хромающего. Их мнения на его счет разошлись.

Би-Джей был настроен решительно:

— Проклятье, да это просто жалкий старикашка! Мы тут напрасно теряем время. Этого придурка нечего бояться. Дунь ему в ухо, он и свалится замертво.

Но Кармоди, чьей специальностью были вооруженные ограбления и изредка убийства, придерживался другой точки зрения:

— Не знаю, братишка. Он действительно выглядит старым и двигается как старик, но, перво-наперво, мне совсем не нравится его загар. Загар означает, что он много времени проводит на улице, а если так, он может быть шустрым и бодрым. Мне бы хотелось взглянуть вблизи на его лицо и узнать, какой след оставило на нем время. Может быть, у него совсем нет морщин. Я знаю, что седые волосы и прихрамывающая походка придают человеку вид бессильного старика, однако внешность бывает обманчивой. У него могут иметься в запасе два-три прыжка, которые нас очень удивят.

— Дурак ты, Кармоди. Послушай меня: мы подходим к нему, хорошенько его встряхиваем и говорим, что ему здесь нечего делать и пусть он убирается к себе домой, и дальше останется только посмотреть, как он будет уносить ноги. Поверь мне, он побежит, как напуганный заяц.

— Говорю тебе, есть в нем что-то хитрое. У некоторых это от природы. Они видят все насквозь, добиваются всего, чего хотят, и им вовсе не нужно показывать бычью силу, как низкопробному белому мусору вроде тебя, который считает, что главное в человеке — толстая шея. Эх, если бы мне заплатили по доллару за каждого такого, кто у меня на глазах упал и больше не встал…

— Ты и получаешь по доллару за каждого, кто у тебя на глазах падает и больше не встает.

— Да, ты прав. Так или иначе, я почти уверен, что этот тип хитер от природы.

Они сидели в машине на стоянке напротив мотеля «Горная империя», где обосновался старик. Работать в этом убогом городишке, окруженном горами и живущем за счет придорожных закусочных, была скука смертная. Вокруг ни одной приличной шлюхи, хотя, наверное, где-нибудь в негритянской части можно будет «слить машинное масло». Однако эти соображения были основаны скорее на опыте Грамли по бурному прошлому в Хот-Хот-Спрингсе и не имели под собой ничего реального.

— Хо-хо, — пробормотал Би-Джей. — Хо-хо, твою мать.

— Ну-ка подожди… Смотри, братишка, а вот и он.

Это действительно было так. Братья увидели, как старик вышел из своего домика, запер входную дверь и поковылял к видавшей виды машине, взятой напрокат. Он завел двигатель, сдал назад и выехал налево на широкую полосу асфальта, шоссе номер 421. Братья последовали за ним. Вскоре старик свернул к приземистому деревянному строению на восточной окраине городка, в котором размещался центр приема гостей округа Джонсон.

За рулем сидел Би-Джей; он подождал, пока старик поднимется на крыльцо, и лишь затем въехал на стоянку. А Кармоди предстояло подойти поближе и постараться подслушать.

Кармоди вошел в старое здание, половину которого занимал музей, а другую — туристическое бюро, с картами достопримечательностей, какие уж здесь имелись, и рекламными брошюрами. За столиками сотрудники бойко обслуживали посетителей. Отец девчонки разговаривал с пожилой дамой, и Кармоди смело подошел к ним, взял со стола рекламный проспект местных гостиниц и стал слушать.

— …Здесь так много баптистов, что, клянусь, не замечаешь, как приезжают одни и уезжают другие.

— Да, мэм, — ответил старик. — Те, кто мне нужен, судя по всему, появились недавно, это не церковь, а какой-то лагерь. Пайни-Ридж, каже…

— Пайни-Ридж! Ну, сэр, что же вы сразу не сказали! Пайни-Ридж — это место, где в семидесятых устроил лагерь для детей из нуждающихся семей преподобный Элмор Чилдресс. А потом случились… скажем так, неприятности. С тех пор земля пустовала. Если этот новый парень захотел основать молельный лагерь, там как раз самое подходящее место, и кто обратит внимание, ведь здесь так много баптистов. Поймите меня правильно: хотя родители воспитали меня в традициях епископальной церкви, я ничего не имею против баптистов, но в их службе есть что-то католическое, если вы понимаете, к чему я клоню, и моя сестра Эулалия…