Книга Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков

Овакимяну также неоднократно приходилось оказывать квалифицированную помощь — информацией, советами, рекомендациями приезжающим в Германию советским техническим специалистам и работникам внешнеторговых ведомств.

Еще до прихода Гитлера к власти Овакимян завязал обширные связи и знакомства в кругах научной и технической интеллигенции Германии, в которых тогда были широко распространены симпатии к Советскому Союзу и социалистическим идеям.

Не приходится удивляться, что в такой благодатной среде Овакимян привлек к сотрудничеству с советской разведкой на идейной основе многих надежных источников информации, в том числе и военного характера.

Худощавый, стройный Ганс-Генрих Куммеров был внешне абсолютной противоположностью низенькому, коренастому, со склонностью к чисто восточной полноте Овакимяну, что не помешало им быстро найти общий язык. По окончании средней школы Ганс-Генрих вначале изучал в Берлинском университете историю музыки и философию и только после этого поступил в Высшую техническую школу в берлинском районе Шарлоттенбург, где и получил диплом инженера. Еще через два года, в двадцать шесть лет, он уже был доктором наук.

В течение пяти лет Куммеров работал в Ораниенбурге под Берлином на заводе акционерного общества «Газглюлихт-Ауэр-гезельшафт». Предприятие выполняло и военные заказы. Ему неоднократно предлагали выгодные контракты французские и японские фирмы, но Куммеров решил поехать в СССР и даже посетил советское полпредство, чтобы навести справки о порядке получения визы и условиях работы.

Тогда-то Куммеров и познакомился с Овакимяном, который сразу оценил потенциальные возможности талантливого инженера и сообщил о нем в Москву. В переписке резидентуры с Центром Куммерову был присвоен оперативный псевдоним «Фильтр». Однако формальное привлечение Куммерова к сотрудничеству затянулось на два года. Дело в том, что в октябре 1933 года политическая полиция произвела у Ганса-Генриха обыск, правда, ничего компрометирующего не нашла. Работавший в политической полиции наш агент «Брайтенбах» по заданию Центра выяснил, что причиной обыска явилось всего лишь давнее намерение Куммерова поехать на работу в СССР, о чем он в свое время сам рассказал сослуживцам, не видя в том ничего особенного. Так оно и было до января 1933 года, но теперь этот факт уже вызывал подозрение. Полицейское расследование, однако, не нашло в поведении Куммерова ничего плохого. В 1932 году истекал срок его контракта с фирмой «Ауэр» и, как рассудили дознаватели, инженер Куммеров вправе был побеспокоиться о своей дальнейшей работе.

На этом, к счастью, все и закончилось. Тогда…

В дальнейшем Куммеров работал в конструкторском бюро фирмы «Леверадио АГ», располагавшейся в берлинском районе Штеглиц, на Тельтоканале, 1–4. Кроме того, он сотрудничал в Имперском биологическом бюро сельского хозяйства в берлинском районе Далем.

Спустя некоторое время Центр повторил проверку — все через того же «Брайтенбаха». Тот доложил в Москву: «Куммеров известен полиции и контрразведке только своими изобретениями. Против него ничего нет». Затем Куммеров два года был ассистентом в Институте физической химии и электрохимии.

Теперь Центр счел возможным возобновить связь с «Фильтром». На первой же встрече с работником резидентуры Куммеров передал ему образец (вернее, основные компоненты) нового, только что запущенного в производство противогаза, принятого на вооружение вермахтом.

«Сколько это стоит?» — спросил советский представитель и чуть не упал в обморок, услышав в ответ астрономическую по тем временам цифру: «Сорок тысяч марок».

Однако тут же выяснилось, что Куммеров назвал ему… стоимость разработки сделанного им изобретения. Советской же России изобретатель передал свое детище бесплатно. Так же безвозмездно действовал он и в дальнейшем. Мотивация Куммерова была исключительно идейной.

На следующей встрече Куммеров передал оперативному работнику данные о некоторых новых боевых отравляющих веществах, разрабатываемых на предприятиях Германии, в основном в лабораториях концерна «ИГ Фарбен», а также средствах защиты от них.

Уже после разгрома фашистской Германии в каторжной тюрьме Плетцензее были найдены записки Куммерова, датированные 24 января 1943 года. В них он, в частности, писал: «Выражение «шпион» и «шпионаж» в их обычном смысле не отражает моего поведения… Речь шла о том, чтобы способствовать ее [то есть России] техническому развитию и оснастить в военном отношении для защиты от соседей, откровенно алчно взирающих на эту богатую перспективную страну, население которой составляли замечательные, идеальные по своему мировоззрению люди, но еще слабые в области техники… С этой целью их друзья во всем мире помогали своим русским единомышленникам делом и советом, передавая им все необходимые знания, а особенно сведения о вооружении, которое могло и должно было быть использовано для нападения на Россию, и связанные с подготовкой этого нападения военные тайны…» И далее: «…Друзья России с чистой совестью, следуя своим идеалам, стали пересылать в нее технические тайны военных фирм… Так поступил и я…»

Ганс-Генрих Куммеров считал, как мы видим, и вполне справедливо, эти свои действия абсолютно морально оправданными.

В последнее время в российской печати можно встретить упреки и даже прямые обвинения в адрес многих деятелей западной культуры за то, что они поддерживали своим авторитетом жестокий сталинский режим в СССР, проявляя, в лучшем случае, политическую слепоту. Клянут, в частности, Герберта Уэллса, Лиона Фейхтвангера, Ромена Роллана, Бернарда Шоу, Теодора Драйзера. Основываются сии обвинения на их книгах, статьях, публичных выступлениях. Так-то оно так… Да не совсем так.

Вот что накануне войны тот же Ромен Роллан написал не для печати, а в своем дневнике об СССР: «Там установлен режим абсолютного, бесконтрольного произвола, без тени гарантией самых элементарных свобод… Я подавляю в себе потребность говорить и писать об этом… чтобы бешеные во Франции и во всем мире не воспользовались моими словами как отравленным оружием в самых преступных целях».

И далее: «Я не Сталина защищаю, а СССР — кто бы ни стоял в его главе. Вреднейшая вещь — идолопоклонство по отношению к личностям, будь то И. Сталин, А. Гитлер или Б. Муссолини. Я стою за дело свободных народов, хозяев своей судьбы».

Можно с уверенностью сказать, что так думали и соответственно поступали многие тысячи честных и думающих людей в Западной Европе и Соединенных Штатах Америки. В Германии, разумеется, тоже.

Ближайшим помощником Куммерова по сотрудничеству с советской разведкой стал его друг Эрхард Томфор, также доктор технических наук в фирме «Леверадио АГ» занимавший должность референта директора, а перед этим заведующего там же отделом в химической лаборатории.

Начав работать в Берлине, Александр Коротков принял на связь от своих предшественников в числе нескольких других ценных агентов Ганса-Генриха Куммерова и Эрхарда Томфора. С «Фильтром» со временем его стали связывать не только деловые отношения, но и глубокая взаимная симпатия, можно сказать — личная дружба.

Организационно научно-техническая разведка в составе ОГПУ оформилась в 1926 году, тогда в ней работали лишь несколько человек. Это неудивительно: специфическое подразделение нуждалось не просто в толковых сотрудниках, но в людях, обладающих высокими, порой даже выдающимися знаниями в различных областях науки и техники, коими страна тогда была не очень богата.